Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

В письме, отправленном П. Дорошенко его куму Груше в 1666 мы находим: «и хотя укрепила в Кременчюку город москва и полки все заднепровские над берегом стоят по городом…»[725] В универсале, в котором Брюховецкий оправдывал свой переход к Дорошенко было сказано: «междо собою уговорясь, постановили и присягою подтвердили, что с обоих сторон, то есть с Московской и Польской, Украйну, отчизну нашу милую разоряти… нежели с москвою внутренними, истинно злобою полными врагами нашими пребывати… но оне москали сами закрытую в себе злость объявили на убыток народу нашему… Взяв Бога на помощь, около своих неприятелей до московых, се есть москалей, болши дружбы с ними не имеючи…чтобы мы о таком московском и ляцком нам и Украине неприбылном намерении ведаючи, уготованное пагубы ожидати, а самих себя и весь народ украинский до ведомого упадку о себе не радеючи приводити имели»[726]. Представленные цитаты отражают некоторые особенности употребления термина «москва». Во-первых, пояснение к термину, поставленному в единственное число, дается во множественном: «москва — враги». Во-вторых, снова речь идет о «мокалях», под которыми подразумеваются царские ратные люди. В-третьих, «народ украинский», упомянутый в тексте, как было сказано в предыдущем параграфе, строго говоря, этнонимом не является. Поэтому здесь мы встречаем не столько этническое противопоставление, сколько политическое.

Интересен тот момент, что, противопоставляя «москалей» и «народ наш христианский», мятежные гетманы, видимо, не до конца отдавали себе отчет в чем, собственно, суть различий. Единственный раз, когда можно найти определение той принципиальной разницы, разделявшей «народ малороссийский» и «москву» на «своих и чужих» мы находим у Выговского. По словам его главного политического противника Мартина Пушкаря, гетман распускал по Украине слухи, что «москали» собираются заставить всех посполитых ходить в лаптях, а казаков запишут в солдаты[727]. Видимо, желая привлечь левобережных казаков на свою сторону, Выговский ссылался на уже устоявшееся стереотипное представление о «москалях». Интересно, что оно могло быть «насажено» с польской стороной. В качестве аргумента приведём речь королевского посланника С. К. Беневского, сказанную казакам непосредственно перед подписанием Гадячского договора. Беневский говорил, что у «москалей другая вера», чем у казаков, что москали не дозволят им изготовлять горилку, мед или пиво, прикажут надевать московские зипуны и лапти, запретят сапоги, а впоследствии переселят их на Белоозеро[728]. Интересно, что польский дипломат использовал очень тонкий ход: для того, чтобы настроить казаков против Москвы были представлены возможные приёмы религиозного, этнического и социального насилия (намекал на «другую» веру, смену обычной одежды — то есть фактически насильственное изменение внешнего облика — фенотипа и, наконец, депортацию). Это говорит о том, что политические круги, желавшие пробудить нелояльность в казачьей среде по отношению к Русскому государству, создавали конструкт этнической розни между «руськими» и «москалями». Впоследствии подобный конструкт будет использован во время почти всех гетманских мятежей, вплоть до И. С. Мазепы. В то же время упоминание о том, что казаков заставят сменить сапоги на лапти еще могло обозначать угрозу понижения социального статуса. Казаки — представители вольного военного сословия, для которого было характерно нарочитое противопоставления себя «черни» и «посполитым», то есть крестьянам. Насильственное «переодевание» в лапти обычно в комплекте с угрозой того, что казаков переформируют в «солдатские» полки, которые в то время уже начали набираться из крестьян.