Русло реки

— Нет. Думаю, стоит предположить, что они за нами. Та женщина точно вернулась в Толукум за подкреплением, потом поспрашивала в Великанше. Люди меня знают, и то, что я просила меч и пилу, выделяется.

— Мы не можем вернуться, — сказал Яно.

— Если нет уверенности, что они не навредят нам.

Они притихли. Я опустил голову на шиповник. Шипы впились в шею. Мир кружился, словно Южный Бурр в утро, когда я шел за Ларк к Трем Линиям. Слова, решения и поражения неслись, как обломки в потоке. Стыд покрыл меня внутри, окружил густой тучей. Я пытался дышать, тонул в мучениях.

Муравей — или что-то еще, я мог быть уже весь в клещах и прочих вредителях — укусил меня сквозь штаны, за мягкое место под коленом. Я тряхнул ногой, и это привело к длинным царапинам от шиповника. Я опустил сапог на ветки, пытался высвободить ногу. Бахрома висела, грязная и слипшаяся. Это были мои лучшие сапоги, когда они видели только сияющие замки и поместья. Теперь вышивка была в пятнах, обтрепалась. Оставшийся медальон висел криво, нити ослабли.

Я смотрел на цветок лавра на серебре, думая о его паре, как я обменял тот медальон на шляпу Ларк — шляпу, которую она не хотела, для работы, которую она не хотела выполнять. Правда поднялась во мне, как пузырьки. Я знал это все время. Ларк не хотела вести атаку. Сколько раз она говорила мне, что это была плохая идея? Сколько раз пыталась отговорить меня? Я думал, она обращалась со мной, как с ребенком. Но теперь я понимал, что она пыталась защитить себя, не меня.

И я ей не позволил.

Они казнят ее в замке Толукума. Из-за моей ошибки.

Еще муравей укусил меня у запястья, и это словно нажало на кнопку, слезы выступили на глазах. Я поднял ладони и прижал их к лицу, впился ими в глазницы. Дыхание застряло в груди, а потом вырвалось всхлипом, и так еще и еще.

Я убил Ларк — смелую, хорошую и сильную Ларк. И, убив ее, я убил Мойру Аластейр. Произошло невозможное, потерянная принцесса Люмена оказалась живой в пустыне, а теперь я уничтожил ее, а этим уничтожил ее отца, сестру, мать, ее дядь и ее народ. Ее товарищей, ждущих ее в Каллаисе. И моих родителей, тоже любивших ее.

И я уничтожил себя, потому что я никогда не прощу себе того, что я сделал.

Яно и Соэ молчали, пока я сидел и дрожал, рыдая в ладони. Я вжался в шиповник, в честь которого взял свой эпитет, потому что он был упрямым и рвал. Я думал, что он был моей противоположностью, но теперь я видел его натуру в себе — он хватался за что-то больше него, не отпускал, разрывая в процессе.

Еще муравей укусил меня, и еще. Я охнул, тряхнул руками, переполненный. Я шлепал по ногам и сапогам. Это было слишком, и медальон сорвался с нитей. Он упал в густую траву, и я с паникой сунул руку за ним. Я сжал его пальцами и поднял с ним пару нитей ярко-зеленого мха.

Мох, серебро и лавр. Оставался светлячок, и я смог бы, наверное, призвать маму волшебным ритуалом. Мысль пронзила меня — то, что она сказала бы мне сейчас, после того, что я сделал с Ларк. Я склонился к коленям, все еще пытаясь дышать сквозь слезы.

Ее старая фраза, которую скауты сделали правилом, пришла ко мне.

По одному делу за раз.

Я покачал головой. Сейчас она сказала бы не так. Я сам создал проблемы, и все рухнуло.

По одному делу за раз, Веран.

Я сам создал беды, мама. Это мое творение.

По одному за раз.

Ничего уже не поделать.

Всегда помни, что важно, что срочное.

Ларк убьют. Тамзин пропала. Нас ищут.

Начни с того, что у тебя есть.

Лошадей нет. У нас ничего нет.

Что у тебя есть?

Я посмотрел на медальон в ладони. Кольцо с печатью блестело на пальце.

Есть больше!

Яно и Соэ шептались рядом со мной, голоса были тихими и серьезными. Запах плодородной земли, воды и растений, гнили и жизни окружил меня. Гул и стрекот насекомых, щебет птиц сверху. Я уловил настоящего щегла. Пер-чик-о-ри! Пер-чик-о-ри! Скаут просил о местоположении. Где ты? Где ты?

Меня снова укусил муравей, добавляя укус к порезам и синякам на моей коже. Но вместо мантр мамы, учащей скаутов, пришел шепот, который она повторяла только для меня, сжимая мое лицо.

Слушай свое тело, Веран. Слушай. Слушай.

Тело болит в этих зарослях. Шиповник, муравьи, стыд.

Слушай его.

Я опустил ладони под себя, ощущая мох, укусы муравьев. А потом оттолкнулся. Шиповник рвал одежду и волосы, но я выбрался из колючек. Я выскочил из куста, как заяц, подпрыгнул в воздух и приземлился со стуком, пытаясь стряхнуть муравьев.

Соэ и Яно умолкли, глядя на меня. Я похлопал по одежде и волосам.

Соэ приподняла бровь.

— Жуки?

Я опустил руки и посмотрел на них. Мои щеки все еще были мокрыми, но слезы остановились.

— Я отправлюсь в Толукум, — сказал я.

Яно скривился от гнева.

— Как? У нас нет лошадей.