Русская библия: История переводов библии в России

А между тем уже в самом начале деятельности Максима Грека по исправлению священных книг к ней относились по-разному даже его ближайшие сотрудники и близкие к нему люди. На соборе при допросе переписчик Михаил Медоварцев показал: «Мне, господине, Максим велел загладити. И аз, господине, стал гладити, да загладил две строки, а вперед гладити посумнелся есьми. И яз рек Максиму: „Не могу, господине, заглаживати, дрожь мя великая поимала и ужас на меня напал“». Не следует видеть в словах Медоварцева только преувеличение или желание угодить судьям. Так, вероятно, многие относились ко внесению изменений в «божественные» книги.

Были, правда, люди, которые по-иному смотрели на дело. На одного из них донес тот же Медоварцев. Речь идет об известном уже нам старце Вассиане. Медоварцев уверял на допросе, что он в свое время неоднократно сообщал Вассиану о своих сомнениях по поводу Максимовых исправлений: «И яз молвил: Наши русские книги переведены з греческих же книг, а писаны они от святого духа святыми апостолы и святыми отцы. И Васьян старец рек: От дьявола писаны, а не от святого духа, а ты слушай меня, Васьяна да Максима старца Грека, а как тобе велит писати или заглажывати Максим старец, так и чини. А здешние книги все лъжывы, а правила здешние кривила, а не правила. А до Максима есмя по тем нашим книгам бога хулили, а не славили, ни молили. А ныне есмя бога опознали Максимом и его учением».

Вероятно, не все сторонники исправления давали Максиму такую высокую оценку. Но, бесспорно, влияние Максима должно было сыграть немалую роль в том, что все большее число людей понимало необходимость основательно пересмотреть «святые» книги, но, что не менее существенно, необходимо и важно поставить дело «книжной справы» на научную основу, привлекая к работе людей, хорошо знающих славянский, русский, а также греческий и латинский языки. Максим своими трудами первый показал пример научной критики текста. Филолог-славяновед И. В. Ягич впоследствии писал: «Толкования Максима Грека, где указывается и греческий источник и дается анализ слова с точным определением его значения, были в то время для большинства читателей (или слушателей) неслыханной новостью, доказательством замечательной учености. Прислушивающиеся к этим толкованиям не умели возражать по делу, но недоверчивость оставалась, она выражалась в опасениях нефилологического свойства».[39] Однако, мы видели, что враги Максима Грека, не будучи в состоянии возразить ему «по делу», научно оспорить основательность его исправлений в священных книгах, и не пытались это сделать. Они нашли «нефилологический» способ заставить его замолчать, упрятав на много лет в монастырскую темницу.

Начало печатания библейских книг в Москве. Первопечатный Апостол 1564 г.

Ранее говорилось, что идея о Москве как о третьем Риме, центре и оплоте восточного православия после падения Византии, получила довольно широкое распространение еще при Иване III и отце его Василии. В середине XVI в., после того как Московское государство окрепло и выросло, присоединив к себе обширные территории на севере, а на востоке и юге целые царства — Казанское и Астраханское, претензии русской церкви на первенствующую роль в православном мире усилились. И хотя по традиции русское духовенство продолжало признавать своим главой константинопольского патриарха, во внутренней жизни своей оно действовало самостоятельно, а в некоторых случаях даже противопоставляло себя грекам. Выражением этого факта была, например, политика русской церкви в вопросе о канонизации святых. «Подобно тому, — пишет М. Н. Тихомиров, — как греческая церковь неохотно признавала чужих негреческих святых, так и русская церковь теперь вводила в свой пантеон только своих соотечественников».[40] На соборах 1547 и 1549 гг. был канонизирован ряд святых русского происхождения и утверждены общероссийские и местные праздники в их честь. В связи с этим разрослась в Москве обширная так называемая «житийная» литература — «жития» святых. В эти же годы по инициативе московского и всея Руси митрополита Макария была предпринята огромная работа по собранию «всех книг, чтомых на Руси». Это собрание составило 12 томов и включило в себя, помимо «житий», множество других произведений как религиозного, так и светского характера, частью переводных, но также оригинальных памятников русской литературы, отредактированных соответствующим образом. Свод получил название «Великие Четьи Минеи» (месячные чтения) и имел «откровенно охранительный характер: создать для русского читателя строго очерченный и санкционированный церковью круг чтения»[41] в духе прославления единого централизованного русского государства как оплота мирового православия и русской церкви как единственной хранительницы истинного христианства.