Максим Грек приехал в Москву только в 1518 г. Он познакомился с книжными сокровищами великокняжеской библиотеки, в которой оказалось много ценных греческих рукописей, и сразу же получил первое поручение: перевести с греческого на славянский язык Толковую Псалтырь, то есть Псалтырь с приложением толкований различных «отцов церкви».
Это произведение было выбрано для перевода не случайно. «Толковая Псалтырь, — пишет B. C. Иконников, — была тем необходимее для борьбы с еретиками, что церковь преимущественно на нее опирается в своих доводах, подтверждающих истинность лица Иисуса Христа и других событий апостольской церкви, тогда как жидовствующие, основываясь главным образом на Ветхом завете, опровергали самые основания христианского учения».[38]
Так как Максим Грек первое время еще «мало разумел» церковнославянский язык, то ему в помощь были приданы несколько русских переводчиков, в том числе знакомый уже нам по переводам для Геннадия Новгородского толмач Дмитрий Герасимов, а также старец Власий. Оба они, вероятно, немного владели греческим, но зато хорошо переводили с латыни. Герасимов в одном из своих писем так описал метод их работы: «Ныне Максим Грек переводит Псалтырь с греческого толковую великому князю, а мы с Власом у него сидим переменяясь: он сказывает по-латыни, а мы сказываем по-русски писарям». Переписчиками при них состояли монах Сильван (Селиван) и Михаил Медоварцев.
Работа по переводу Толковой Псалтыри заняла полтора года. По завершению ее Максим представил законченный труд великому князю, тот передал его митрополиту, у которого перевод Максима Грека получил полное одобрение. Написанное несколько позже «Сказание о Максиме» повествует о том, как однажды митрополит со всем собором пришел в царские палаты, причем один клирик торжественно нес в руках новопереведенную Псалтырь. И «все восхвалили ее как источник истинного благочестия». А великий князь «с радостью принял книгу и почтил трудившегося не только похвалами, но и большою наградою».
Считая свою миссию оконченной, Максим Грек просил Василия Ивановича разрешить ему вернуться на Афон. Но великий князь отправил «довольную милостыню» афонским монастырям и константинопольскому патриарху, а Максима задержал, дав ему ряд новых поручений по переводу и исправлению богословских и богослужебных книг. И Максим продолжал трудиться. А между тем над его головой уже собирались тучи.
Выше говорилось, как подозрительно относились широкие круги русского духовенства к внесению любых изменений в «святые» книги, особенно когда они исходили «со стороны». А Максим в свои переводы изменения вносил. К задаче книжного исправления Максим подошел, мы бы сказали, творчески. До него исправление состояло главным образом в поиске разных славянских списков, их сличении и выборе наилучшего варианта — часто по субъективному мнению исправителя. Максим Грек считал необходимым не только сличать исправляемый славянский перевод с греческим текстом, но и проявил критическое отношение к делу. В результате уже в первом представленном им переводе Толковой Псалтыри оказались расхождения с бывшими тогда в употреблении текстами псалмов. А затем подобное произошло и при исправлении других переводов ко все возрастающему недовольству почитателей «древлеписьменных книг».
«В сих трудах, — пишет митрополит Евгений, — …нашедши множество ошибок в словено-русских книгах, не только от переписчиков, но и от первых переводчиков, по неискусству их в греческом языке, огласил он в народе словено-русские книги неисправными и несколько нескромно при всех случаях опорачивал оные. За сие жарко вступились приверженные к древлеписьменным книгам, почитавшимся у них переведенными от богодухновенных переводчиков. Они вопияли, что по древлеписьменным книгам спасались Святые Отцы Российские и что Максим портит только поправками своими древние славянские книги».
Максиму вначале можно было не особенно опасаться своих врагов, пока он пользовался покровительством великого князя и митрополита. Но настало время, когда отношение последних к Максиму коренным образом изменилось. Причин этому было несколько.