Апологетам православия поневоле пришлось и самим взяться за перечитывание библейских книг, но вместе с тем обратиться к опыту идеологической борьбы с еретиками, накопленному католиками. Тот же Геннадий, который требовал, чтобы на соборе не вести дискуссии с еретиками, в другом послании к архиепископу ростовскому Иоасафу настоятельно запрашивал последнего, нет ли у него самого или в каком-нибудь из подведомственных ему монастырей ряда нужных книг, и далее следует перечисление: «Силивестр папа Римскы, да Афанасей Александрейскы, да слово Козмы прозвитера на новоявльшуюся ересь на богумилю, да Послание Фотея патриарха ко князю Борису Болгарскому, да Пророчьства, да Бытия, да Царства, да Притчи, да Менандр, да Иисус Сирахов, да Логика, да Дионисей Ареопаг? Зане ж те книги у еретиков все есть».
Надо думать, что ни Геннадию, ни его ближайшему окружению и в голову не приходило видеть в своих действиях некое предательство интересов православия и «капитуляцию» перед католичеством. Борьба с еретиками велась продуманно, сознательно и самостоятельно. По инициативе Геннадия Новгородского и под его присмотром было переведено «антиеретическое» сочинение католического автора Де Лира. Одновременно с этим переводом и, несомненно, также по заданию архиепископа его сотрудники сделали и некоторые другие переводы; появились также самостоятельные произведения, написанные, по выражению И. Е. Евсеева, «в духе католических тенденций».
Работа по составлению Геннадиевского свода была закончена к 1499 г.
Что касается геннадиевской «справы» библейского текста, то показательным является тот факт, что на протяжении последующих двух столетий ее результаты не вызывали решительно никаких сомнений в смысле их верности православию. Новгородско-геннадиевский свод был принят московской православной церковью и получил полное признание. Его текст лег в основу всех последующих изданий церковнославянской библии. В начале XIX в. церковный писатель, епископ Филарет (Гумилевский), оценивая деятельность Геннадия, отозвался о нем как о «знаменитом оберегателе и защитнике православия», а об изданном им своде — как о «драгоценной Библии». Еще век спустя профессор духовной академии И. Е. Евсеев охарактеризовал Геннадиевскую библию как «средоточие и высшее завершение всей библейской деятельности на славянской почве…, произведенном энергией и благочестивым домыслом одного из самых мощных и пламенных архипастырей XV века». А между тем тот же Евсеев и ряд других исследователей обнаружили в Геннадиевской библии ряд «теневых сторон».
И. Е. Евсеев упрекал Геннадия в «измене исконному каноническому составу славянской библии», а также в том, что «без внимания были оставлены безусловно лучшие из всех библейских славянских переводов — переводы кирилло-мефодиевской школы». Между тем эти древнейшие переводы, «забракованные Геннадиевским сводом», более точно воспроизводили греческий оригинал и были чище по языку, чем те, которые оказались под рукою у составителей свода.
Еще в середине XIX в. А. В. Горский и К. И. Невоструев в «Описании славянских рукописей Московской синодальной библиотеки» дали очень подробную и разностороннюю характеристику трех списков Геннадиевской библии, хранившихся в библиотеке.[36]
Авторы «Описания» отметили крайнюю пестроту и неравноценность переводов, вошедших в свод. Особенно низкую оценку они дали переводам с латинского, обнаружившим не только плохое знание переводчиком (или переводчиками) латыни, непонимание многих латинских слов, оборотов и даже этимологических форм, но также слабое владение славянским языком, в котором тоже допущено много грубых ошибок. По ряду признаков Горский и Невоструев определили, что эти переводы с латинского были сделаны не ранее конца XV в., то есть одновременно с составлением свода и, по-видимому, специально для включения в последний.Что касается переводов с греческого языка, вошедших в состав Геннадиевской библии, то и они оказались весьма разнородными. Одни вошли в свод из списков библейского текста, не сопровождаемого толкованиями, — Пятикнижие, книги Иисуса Навина, Руфь, Судий, Царств, а также Псалтырь, Притчи Соломоновы, Экклезиаст, книга Иисуса сына Сирахова. Но бо́льшая часть оказалась заимствованной из «толковых книг». А. В. Михайлов отмечает: «Текст книг, извлеченный из толкований, при всей его древности, в качестве источника кирилло-мефодиевской старины, не мог внушать доверия как текст, по которому должна была непременно пройти рука переводчика толкований, даже если бы он воспользовался готовым славянским переводом библейского текста, то есть мефодиевским, что исследователю, однако, тоже неизвестно, за отсутствием подходящего критерия».[37]