Русская библия: История переводов библии в России

Но и переводы первой группы тоже оказались далеко не одинаковой ценности. К числу «самых древних и самых ценных переводов» Горский и Невоструев отнесли Пятикнижие и Псалтырь, книги Иисуса Навина и Руфь. Перевод четырех книг Царств авторы «Описания» оценили как совершенно неудовлетворительный, в котором многие места, даже не совсем трудные, переведены «темно или превратно», многие греческие слова оставлены без перевода. «Не совсем вразумительным и верным» оказался также вошедший в Геннадиевский свод перевод Песни песней и некоторые другие.

Кроме того, в исследованных Горским и Невоструевым книгах обнаружилось множество ошибок и описок, связанных в одних случаях с невнимательностью переписчиков, в других — со слепым доверием к испорченному оригиналу.

Работа Горского и Невоструева была для своего времени образцовым трудом, сыгравшим важную роль в истории славяно-русской письменности. Однако позднейшие исследователи приняли далеко не все выводы авторов по Геннадиевской библии. А. В. Михайлов, в частности, недоумевал, почему Горский и Невоструев, которым, несомненно, были известны самые древние списки ряда книг Священного писания (например, две рукописи из книгохранилища Троице-Сергиевской лавры), умолчали о них и не провели сопоставления с текстом Геннадиевского свода? «Следует удивляться, — пишет А. В. Михайлов, — почему они ими не воспользовались и даже на них не указывали, как будто бы этот древнейший текст Осьмикнижия им был совсем не известен, чего, однако, никак нельзя предполагать, особенно в отношении Горского. Умолчание об этом тексте было словно вынужденное и зависело от какого-то внешнего воздействия, не имеющего ничего общего с научными требованиями». Но, выразив таким образом недоумение, А. В. Михайлов немного ниже прямо указывает на действительную причину непонятного поведения авторов «Описания», которая вправду ничего общего с наукой не имела. Оказывается, в их работу вмешался всемогущий в то время московский митрополит Филарет (Дроздов). Он прямо запретил Горскому и Невоструеву изучать Лаврский список. И понятно почему. «Текст этого списка, — пишет А. В. Михайлов, — своеобразный и резко отличается от Геннадиевского свода во многих отношениях. Тем интереснее он, конечно, должен был казаться в глазах исследователя». Но как раз то, что могло показаться интересным глазам ученого, было противно интересам высокопоставленного представителя православного богословия. Научное описание Лаврского списка сразу обнаружило бы его бо́льшую древность по сравнению с Геннадиевским текстом, а это, несомненно, отрицательно отразилось бы на авторитете последнего, что для русской православной церкви было совсем нежелательно.

Новгородско-московская ересь была разгромлена, конечно, не в богословских дискуссиях. В конце концов, руководство православной церкви поступило именно так, как рекомендовал Геннадий Новгородский. В 1504 г. был созван церковный собор, осудивший еретиков, а затем ересь задушили пытками и казнями. Правда, самому Геннадию уже не пришлось принять непосредственного участия в торжестве официального православия — за год до этого он попался на взяточничестве. И до этого знаменитый «сберегатель православия» был известен как «мздоимец», бравший деньги от священников за «поставление» их на должность. Но тут он, видимо, переступил все границы и, по словам летописи, «начят мьзду имати у священников от ставления наипаче перваго». По приказанию великого князя Ивана III и митрополита московского Геннадий был отставлен от митрополичьей кафедры, перевезен в Москву в Чудов монастырь, где в 1506 г. скончался. Впрочем, скандальный конец карьеры новгородского владыки не помешал русской православной церкви позже причислить Геннадия к лику святых.

Максим Грек, его переводы и исправления «святых» книг

В первой половине XVI в. и в Москве была сделана попытка навести порядок в деле исправления «святых» книг, попытка, которая отчасти также обусловливалась полемическими задачами церкви в борьбе против еретиков и «инославных», и которая была связана с именем знаменитого Максима Грека.