Причина того, что новгородский митрополит Геннадий с одобрения и благословения высших иерархов русской православной церкви взялся за пересмотр и «исправление» славянской библии по образцу католической, несомненно, крылась в стремлении использовать богатый опыт, накопленный католической церковью в борьбе с ересями. Известно, что Геннадий в связи с этим вел беседы с приехавшим в Россию германским послом и даже записал с его слов рассказ о деятельности недавно учрежденной в Испании инквизиции, которая тогда особенно свирепствовала, искореняя ереси. Копию записи Геннадий переслал митрополиту Зосиме. В этом послании Геннадий с завистливым восхищением приводит пример расправы с еретиками в Испании: «Ано Фрязове во своей вере какову крепость держат! Сказывал ми посол цесарев про Шпанского короля, как он свою очистил землю, и аз тех речей и список тебе прислал». Когда впоследствии и Геннадий получил возможность расправы с некоторыми еретиками, он словно скопировал ряд издевательски жестоких приемов у католической инквизиции. Например, «еретиков» перед въездом в Новгород «повелевавше Геннадий всажати на коня в седла вьючные и одежда их повеле обращати передом назад и хрептом повеле обращати их к голавам конским, яко да зрят на запад о уготованный им огонь. А на голавы им повеле възложити шлемы берестены остры, яко бесовьскиа, а еловцы мочалны, а венци соломены, с сеном смешаны, а мишени писаны на шлемах чернилом: „Се есть сатанино воиньство!“ и повеле водити по граду, и сретающимь их повеле плевати на них, и глаголати: „Се врази божии и христианьскии хульници“». Видеть в этом какое-то «насильственное воздействие» со стороны католичества на новгородского митрополита, конечно, нет решительно никаких оснований. Православное духовенство и само не стеснялось в средствах, борясь с инаковерующими.
Точно так же не имеет смысла рассматривать изменения, перенесенные в Геннадиевскую библию из Вульгаты, как «вынужденную капитуляцию» православия перед католичеством. Нет сомнения, что в целях полемики с еретиками выгоднее было использовать в качестве «священного писания» латинский вариант Вульгаты хотя бы потому, что версия Вульгаты, пройдя через руки христианина-переводчика уже в древности, оказалась соответственно обработанной в духе христианской догматики. Включая в свой свод неканонические книги, Геннадий и его окружение имели в виду, конечно, не интересы католической церкви. Ведь тот же самый текст II Маккавейской книги (12:39-45), который католические теологи пускали в ход против православных в доказательство существования чистилища, мог сослужить службу и православной церкви в полемике против тех из еретиков, которые отрицали вообще возможность воскрешения мертвых и загробного воздаяния.
В послании собору епископов Геннадий настаивал на том, чтобы с еретиками не «преть» о вере, не вступать в полемику. Необходимо, писал он, на соборе «о вере никаких речей с ними не плодити, только для того учинити собор, что их казнити — жечи да вешати». В словах Геннадия чувствуется горький опыт. Вероятно, не без влияния еретиков у многих и не относивших себя к еретичеству возник не только интерес к библейским текстам, но вместе с тем и критическое отношение к ним и вкус к спорам на религиозные темы.
Это были, конечно, схоластические споры, в которых обе стороны черпали свою аргументацию из одного и того же источника — библии. Любопытный образчик подобного спора приводит источник того времени — «Просветитель», сочинение ярого врага еретиков Иосифа Волоцкого. Предметом спора является место из книги Бытия, где речь идет о сотворении человека: «И сказал бог: сотворим человека по образу нашему, по подобию нашему…» (Быт. 1:26). Слова сотворим
, нашему стоят во множественном числе. По мнению научной библейской критики, это одно из многих мест в библии, где сохранились следы древнего еврейского политеизма. Кстати, то же самое можно сказать и о том слове, которое по-русски передано словом бог: в оригинале стоит также форма множественного числа элохим, которое точнее следовало бы перевести боги. Православные богословы толкуют это место как одно из доказательств троичности бога, еретики против этого возражали.Автор «Просветителя» рассуждает: «Егда восхоте бог сотвори Адама, рече: сотворим человека по образу нашему и подобию. Почто не рече: сотворю
, но сотворим? Того ради рече сотворим…, яко не едино лице божество есть, но трисоставно. А еже по образу, а не по образам — едино существо являет св. Троица. „Сотворим, рече, человека“. Кому глаголет? Не явственно ли есть, яко ко единородному сыну своему и Слову рече и Святому духу…».Защитникам церковного православия, видимо, не всегда удавалось уклониться от дискуссий, а при этом обычно обнаруживалось, что еретики лучше подготовлены к спору, более начитаны в богословской литературе. «Люди у нас простые, не имеют по обычным книгам говорити», — жалуется Геннадий в упомянутом выше послании.