Дело в том, что в это время на Руси, по-видимому, не было ни одного собранного в одном месте полного свода библейских книг. Как уже указывалось, использовались списки отдельных книг обычно из Нового завета, редко из Ветхого, а чаще всего паремийники, содержавшие избранные места из библии. И эти переписанные от руки книги изобиловали множеством искажений, частью неумышленных, а частью умышленных, связанных с непониманием, неправильным пониманием, произвольным толкованием «темного», по мнению писца, места, а то и с невнимательностью, небрежностью или слабой грамотностью переписчика. И вот теперь, когда книги библии стали предметом не только душеспасительного чтения, но и пристального разбора и ожесточенных споров, такое положение со Священным писанием, очевидно, должно было представиться церковному руководству не только неудобным, но и опасным: подобные разногласия в одних и тех же библейских книгах могли, пожалуй, вызвать у пользовавшихся ими — и не только у еретиков! — «соблазнительные мысли», «неправые толкования» и даже подозрительное отношение к «святоистинности» всей библии.
Все эти соображения, связанные с трудностями идеологической борьбы против еретиков, должны были побудить руководство русской православной церкви принять меры, чтобы иметь в своем распоряжении текст библии, лучше отвечавшей ее интересам, чем те разрозненные и разнохарактерные списки, которые до сих пор находились в обращении. Не случайно первое издание в России библии в едином своде и полном объеме связано с именем злейшего гонителя еретиков — Геннадия Новгородского. Однако важнейшей особенностью этого издания является как раз то, что оно было делом не отдельного лица. Инициативу влиятельного иерарха русской церкви Геннадия Новгородского в какой-то степени поддержали такие известные деятели церкви, как митрополит Геронтий и Иосаф, бывший архиепископ Ростовский, а также известный церковный писатель, особенно яростно полемизировавший с еретиками, — Иосиф Волоцкий.
Задуманное Геннадием дело оказалось очень непростым. В его расчеты, конечно, не входило дать новый перевод всех библейских книг. Скорее имелось в виду собрать, выверить, соответствующим образом отредактировать уже бывшие в обращении списки священных книг. Что касается тех книг, которые архиепископ не мог найти или переводы которых на славянский язык не существовали, у Геннадия был выход обратиться к греческой Септуагинте, с нее заново перевести книги, не найденные в славянском переводе, и проверить по ней другие имевшиеся. Возможность такая у Геннадия была. Известно, что среди лиц, привлеченных им к сотрудничеству для издания библии, было несколько человек, достаточно подготовленных дня этого дела, образованных и знавших ряд древних и новых языков. Мы знаем имена по крайней мере трех из них. Димитрий Герасимов, занимая должность толмача на государственной службе и выполняя различные дипломатические поручения, неоднократно ездил за границу. Не раз бывал он и в Риме. Герасимов, по-видимому, неплохо знал греческий язык (впоследствии его назначили переводчиком при знаменитом Максиме Греке) и хорошо — латинский, а из новых языков — итальянский и немецкий. Возможно, ему был знаком и древнееврейский. Во всяком случае, Герасимов имел вполне ясное и правильное представление о том, каким путем до́лжно идти при переводе библии. В одном из его более поздних переводов имеется следующее замечание: «Веждь же, еже иде же в книгах Ветхого Завета (то есть в переводах —
Пожалуй, еще более любопытной фигурой был другой сотрудник новгородского митрополита, который также принял активное участие в работе над подготовкой нового издания библии, — католический монах, доминиканец Вениамин. В одном из списков Геннадиевской библии при переводе Маккавейских книг, сделанных в 7001 г. (1439 г. по новому стилю), обнаружена следующая приписка: «Сия книгы Маккавейския преведошася с Латинского языка на Русский лета перваго по седьмой тысящи повелением господина преосвященного архиепископа Геннадия от некоего мужа честна, презвитера, паче же мниха обители святаго Доминика Вениамина, родом словенина, ведуща Латинский язык и грамоту, сведуща же отчасти Греческа языка и Фряжска». Упоминается также имя третьего переводчика — Власия, который переводил с латинского и немецкого.