Одну из первых попыток перевести библейскую Псалтырь на русский язык предпринял в 1683 г. переводчик посольского приказа Абрам Фирсов. В предисловии он указал на мотивы, побузившие его взяться за столь сложное и трудное дело: Псалтырь старого перевода, славянская, чрезвычайно трудна для понимания «по множеству в ней речений разных языков», нужен новый перевод на «наш простой, обыклый язык». Далее Фирсов в «объяснении переводчика» писал: «неученый народ… истинные ведомости и разума во Священном писании не ищут и ученых людей поносят и геретиками их называют; верят токмо тому писанию, которое не в давных летах печатано, лет около 40, 50 и 70. А которые направленныя книги со старых, истинных, свидетельствованных книг рукописных и печатных правлены при нашем житии, аще и лучши где в разуме и в наречии грамматического чина исправлено, обаче за невежество свое тому не верят». Однако участь его перевода решили как раз не «невежественные», а сам Иоаким, патриарх всея Руси: переведенная Фирсовым Псалтырь была запрещена к продаже и употреблению. На переплете одного экземпляра, сохранившегося среди книг бывшей Московской синодальной библиотеки, имеется наклеенная бумажка с надписью следующего содержания: «По указу великих государей прислана из стрелецкого приказу ко святейшему патриарху в Крестовую палату Псалтырь, преведенная с лютеранской Библии; и Февраля в 4-й день святейший патриарх указал той книге быть в ризной казне, а без указу смотреть давать не велено никому».
В действительности Псалтырь Фирсова отнюдь не была простым переводом лютеровской. Абрам Фирсов отнесся к своей задаче на редкость добросовестно: сохранив в значительной части славянский перевод, он внес в ряде мест значительные поправки по еврейскому оригиналу или по новейшим переводам с него, в том числе и по лютеровскому. В результате перевод Фирсова не только по языку, но и по содержанию обнаружил значительные расхождения с принятым в русской церкви церковнославянским переводом. Кроме того, Фирсов сопроводил свой труд собственными или заимствованными из западных научных изданий комментариями экзегетического и историко-филологического характера.
Интересно отметить, что в сравнении с последующими переводами, например, Синодальным переводом (СП) 1876 г., труд Фирсова местами ближе к живому русскому языку. Вот несколько примеров. В Псалтыри (Пс. 6:4) славянский текст — «И ты, Господи, доколе?», в СП — «Ты же, Господи, доколе?», у Фирсова — «Долго же так будет, Господи?»; (Пс. 113:4) славянский текст — «Горы взыграшася, яко овни», в СП — «Горы прыгали, как овцы», у Фирсова — «Горы скакали, яко бараны».
К несколько более позднему времени (конец XVII – начало XVIII в.) относится другая, также не имевшая последствий попытка дать России перевод библии на русский язык, попытка, связанная с именем Эрнста Глюка, того самого Глюка, из дома которого вышла Екатерина — будущая вторая жена Петра I. Немецкий протестантский пастор, он переселился из Саксонии в Лифляндию, соседнюю с Россией и находившуюся в то время под властью шведов. Здесь Глюк занялся изучением русского языка и, достигнув в этом значительных успехов, 10 мая 1699 г. подал шведскому генерал-губернатору Дальбергу записку следующего содержания: «Известно, какая Библия в Московском царстве, а именно славянская, от которой общеупотребительный русский язык до того отличается, что русский простолюдин ни одного речения не в состоянии порядочно понять. Я принял это близко к сердцу и при помощи Божьей нашел случай изучить этот язык… с упованием на милость Божью изготовил уже на русском языке школьные книги и содержу в доме у себя, хотя с немалым иждивением, русского пожилого священника, который служил мне помощником в переводе славянской Библии на русский язык… к чему поощряют меня письмами из Германии и из Москвы, особливо Головин, царский посланник».
Не известно в точности, какую цель преследовали Глюк или те лица в Германии, которые поощряли пастора к переводу библии на русский язык. Возможно, что за этим скрывалась очередная попытка протестантизма распространить свое влияние на Россию. Не известно также, что собою представлял перевод Глюка. Дело в том, что во время русско-шведской войны при осаде Мариенбурга рукопись пастора Глюка погибла (1703 г.), а сам он был отправлен Петром I в Москву, где по поручению царя снова занялся переводом Нового завета на русский язык. Но в 1705 г. Глюк умер, так и не доведя до конца своего дела.
В какой мере Петр I был действительно заинтересован в переводе библии на русский язык? Известно, что Феофан Прокопович, нередко выражавший мысли царя, неоднократно высказывался за такой перевод. Но после смерти Глюка о других попытках осуществить эту мысль ничего неизвестно вплоть до начала XIX в., когда в России появилось Библейское общество.
Переводы и издания Российского библейского общества