Русская эмиграция в борьбе с большевизмом

Другое свидетельство – одного из нас, который во время войны, в августе 1942 года, побывал в Смоленске. «В сопровождении заместителя градоначальника Смоленска г. Георгия Гамзюка, – сообщает В.А. Ларионов, – я посетил градоначальника Смоленска Меньшагина, который пригласил меня и г. Гамзюка к себе на чашку чая. В разговоре Меньшагин рассказал, что в продолжение многих лет работал как советский правозаступник в том же Смоленске. Вспоминая затем интересные случаи из своей практики, он сообщил, что осенью 1927 года ему пришлось защищать в местном суде стрелочника, который обвинялся в том, что позволил в июне переночевать у себя в будке белогвардейцу, который на следующее утро был после перестрелки убит на Смоленском сахарном заводе. Это и был Опперпут. Стрелочник был приговорен на 10 лет «Кц». Этот рассказ пришелся к слову, т. к. Меньшагин не знал, кто я. Для него я был лишь эмигрант, приехавший из Германии для розыска брата. Этот рассказ Меньшагина имеет документальную силу, т. к. его может подтвердить и г. Г. Гамзюк (проживающий теперь в США), слушавший его.

Как известно, в печати имеется и другое свидетельство о ином конце Опперпута – это статья г. Войцеховского в «Возрождении» «Разговор с Опперпутом». (Дело происходило во время войны в Варшаве, куда якобы явился под вымышленной фамилией… Опперпут!)

Статья г. Войцеховского чрезвычайно характерна для господ исследователей, она весьма показательна для истории «Треста»: вот именно на таких «источниках» и базировались их описания. Г. Войцеховский передает слух, причем источник последнего скрыт под буквой икс. Допустимо ли это? И этот слух Бискупского – Войцеховского у редактора «Возрождения» превращается в факт. «Что же немцы с ним сделали?» – спрашивает автор. Бискупский пожал плечами: «Не знаю… Расстреляли, должно быть…» Это «не знаю» и «должно быть» ген. Бискупского, наряду со всем рассказом г. Войцеховского, становится очень хорошим источником, из которого получилось категорическое примечание редактора.

Следующий «историк» сошлется уже на авторитет г. Мельгунова. О действиях «ленинградской группы» (Ларионов, Мономахов и Соловьев) нам точно известно все, и казалось бы, что это дело не вызывает никаких сомнений. Однако в «историях» успех этой группы объясняется полнейшей случайностью и снова связывается с провокаторством Опперпута.

И здесь (как и во многом другом) пальма первенства в разборе петербургского взрыва 7 июня 1927 года, на основании показаний экс-чекиста Агабекова и собственных «логических построений», принадлежит английскому «историку». Вот образец мышления этого иностранца.

«После неудачного покушения в Москве Захарченко-Шульц убедилась в провокации Опперпута и вместе с Петерсом скрылась». Это было 3 июня. Что же делает провокатор Опперпут…

«Он (или начальник его Артузов), – рассуждает агент Интеллидженс сервис, – замешкаясь, передержал срок и упустил момент вмешательства». «А замешкался потому, что спешить с арестом петербургской тройки ему не было нужды. Она должна была приступить со своим взрывом только после оглашения московского взрыва в газетах. Но Опперпут же знал, что московского взрыва, который произвести должен был он, не будет». Таким образом он имел в своем распоряжении сколько угодно времени, чтобы выжидать удобного момента к аресту тройки с поличным на месте покушения. Он и дожидался, да непредвиденность сделала так, что переждал.

«Непредвиденность эта, – по словам английского разведчика, – заключалась в том, что у Ларионова «не выдержали нервы» и он бросил свои бомбы раньше срока, чего не ожидал агент ОГПУ, провокатор Опперпут».

Если замешкавшемуся в таком деле агенту Интеллидженс сервис грозило только увольнение со службы, то чекисту в СССР, «передержавшему срок», это стоило бы куда дороже, о чем Опперпут и Артузов-Кожеуров были осведомлены совершенно точно. Если бы у ОГПУ имелись не донос Опперпута, а только лишь подозрения о существовании в Ленинграде группы Ларионова, то при той ситуации (весьма похожей на панику), которая была у чекистов в июне 1927 года в Москве, были бы брошены все силы ленинградского отделения на охрану границы, дорог, станций и т. д., что было ими сделано после взрыва 7 июня и держалось потом еще несколько месяцев (и на что наткнулась группа КО, вышедшая в августе того же 1927 года). И уже, во всяком случае, если чекистам «не было нужды спешить» с арестом, то все же им полагалось вести за группой наблюдение, иначе они не могли ее «накрыть на месте преступления». Как-то очень несерьезно говорить о том, что Опперпут с ОГПУ имели в своем распоряжении сколько угодно времени. Точно группа белогвардейцев состояла из роботов и жила припеваючи на советском курорте, специально дожидаясь, пока их ОГПУ арестует и расстреляет.

Да и Опперпут, по отпущенным КО средствам для московской группы, знал, что и группа Ларионова имела деньги всего на несколько дней, самое большее на неделю (это и было максимальным сроком пребывания их в СССР).