– Интереса к человеку, к тому, что с ним связано, к его возможностям и способностям. Вот, например, Микеланджело был и поэтом, и художником, и скульптором, и, вот здесь рисунок, архитектором. Люди в ту эпоху не сковывали себя всякими «не смогу», «не получится», «не мое». Они слушали себя и раскрывали в себе множество талантов. Ведь каждый человек – как шкатулка с секретом, в которой в разных ящичках лежат таланты, как монетки. Человек не хочет искать ключ к своим возможностям и живет бедняком, хотя в нем лежат его таланты. Вообще, талант – это мера веса, как грамм или килограмм. Есть притча о рабах, которым хозяин дал по таланту серебра, один раб закопал свой талант, а другие пустили в оборот и вернули хозяину больше, чем им дали…
Кирилл уже полностью завладел книгой и теперь с интересом листал ее.
– Что-то вы начали про художников, а теперь про рабов и торговлю. Получается, тот, кому дан талант, он как бы раб, потому что должен непременно торговать, делать что-то, думать, как вложить. Это уже рынок какой-то, а не искусство у вас выходит. Кто лучше торгует талантом, тот и гений?
Я потрепал Кирилла по макушке.
– Это значит, что над собой работать нужно. Развивать то, что дано…
Я понял, что он меня не слушает. Кирилл перевернул книгу и старательно ощупывал корешок.
– Мальчик, – сказал фотограф Илья. – Дай-ка мне эту книгу. Я ее на конторку поставлю и вас как бы из-за книги снимать буду.
Кирилл не услышал и его.
– Это что там такое? – спросил он, сдавливая пальцами переплет. – Там что-то есть. Типа короткого карандаша.
– Давайте отснимем, а потом поговорите о том, что тебе там, мальчик, почудилось, – начал сердиться фотограф Илья. – Дай мне книжку, я сниму и пойду.
Он потянулся к книге, но Кирилл отдернул руку и прижал книгу к себе.
Лицо у фотографа Ильи сделалось злое. Он опустил фотокамеру, которая повисла у него на груди на ремне, и потянулся обеими руками к Кириллу.
– Что вы себе позволяете? – спросил я грозно, но, видимо, нужно много лет работать в библиотеке, чтобы обладать магией библиотекарей, потому что одним взглядом фотограф Илья заставил меня окаменеть. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Страшный фотограф придвигался все ближе. Луч света из окна бил ему в глаза, и он зло щурился, не спуская взгляда с Кирилла и книги в его руках.
Кирилл вжался в стену, и фотограф вцепился в книжный корешок. Раздался треск старой ткани, корешок оторвался, и на пол выкатился небольшой кулон в виде желтоватого кристалла. Кирилл схватил его и сжал в кулаке.
– Отдай кристалл, мальчик, – проговорил фотограф Илья, но голос у него был такой, что у меня волосы встали дыбом.
И тут рядом раздалось покашливание.
Нина Викторовна вперила в фотографа свой тяжелый взгляд и тихо сказала: «Беги, Кирилл».
Илья стал пятиться, словно кто-то давил ему на грудь сильными ладонями, а потом и вовсе упал навзничь, фотокамера хрустнула, ударившись об пол. Кирилл рванул в сторону фонда, сжимая в руке кулон. Порванная книга медленно таяла на полу, превращаясь в круженье пылинок в солнечном луче, и вскоре исчезла совсем, словно и не было.
Нина Викторовна подошла к распластавшемуся на полу фотографу и тихо прошипела:
– Силой Ордена приказываю тебе покинуть священную землю!
Тут руки фотографа вывернулись в суставах под совершенно невозможным углом, и он, словно паук, пополз на этих вывернутых руках и полусогнутых ногах по стене, все уменьшаясь и корчась под строгим взглядом старой библиотекарши, пока не втянулся без видимого следа в черное пятнышко вентиляции.
Я почувствовал, что снова могу двигаться. Только в зале больше не было никого. За дверью зашумели. Библиотекари читального зала возвращались с обеденного перерыва.
Я побежал туда, где скрылся Кирилл, испугавшись, что проклятый фотограф мог через вентиляцию добраться до фонда и схватить мальчика, но меня остановила Нина Викторовна.
– История уже рассказывается. И наша с вами роль, Егор Сергеевич, сыграна, – сказала она строго.
– Я сто раз брал эту книгу! – воскликнул я. – В ней ничего не было!
– Для вас ничего, – сказала она. – Но я могу напоить вас чаем с печеньем, раз вы пропустили обед.
– Я не притронусь к вашему печенью, пока вы мне все не расскажете, – сказал я с вызовом. Она кивнула, понимая, что я не шучу.
Высокий, одетый в черное пожилой мужчина, похожий на оживший барельеф, подошел к Кириллу. Мальчик выплюнул кристалл, торопливо спрятал за ворот толстовки и хотел было убежать, но старик вынул из черного портфеля вполне современную на вид книгу, из-под корешка которой лился слабый небесно-голубой свет. Он позволил Кириллу ощупать корешок и убедиться, что под ним такой же кристалл, как у него самого.
– Вы отец Августин? – спросил мальчик тихо. – Библиотекарь кафедрального собора?
Он изо всех сил старался припомнить, что говорила страшная библиотекарша в очках, но из головы вылетело все, кроме бесконечных нефов, капителей и ордеров.
– Был когда-то давно, мой мальчик, – ответил мужчина с печальной улыбкой, протягивая руку для приветствия. – Во времена соборов. Сейчас я сотрудник публичной библиотеки Карнеги.