Я снова ничего не ответил, глядя сквозь толпу на отвратительно-желтую стену соседнего дома. В голове звенело от бессмысленной болтовни перебивающих друг друга голосов, но я старался сосредоточиться не на них, а на краске, облезающей со стены. Мне показалось, что со стороны я выглядел скорее скучающим и равнодушным, чем слабым или странным, каким меня безуспешно пытался выставить Драшов. Его злило именно это, потому что мое безразличие делало всю ситуацию совершенно не такой, какой она должна была быть, по его представлениям. Точнее, я был не тем, кем должен был быть – жертвой. Пока еще не был.
– Дай сюда. – Омар резким движением вырвал у меня из рук школьную сумку. – Что у тебя тут, лекарства? Ты у нас вроде на больничном?
– Чем болеешь? Лунатизм. Ходишь во сне? – подхватывая мысль Омара, добавил Драшов.
Всем понравилась эта довольно неуместная шутка, и под негромкий хохот и неприятный шепот, звучащий явно в мой адрес, Драшов добавил:
– Значит, все это тебе снится, нравится сон, да?
Я сжал зубы и отвел взгляд, предпочитая не смотреть на то, как содержимое моей сумки летит на землю: что-то с грохотом разбилось, а легкие листочки, подхваченные ветром, разлетелись во все стороны.
– А это мы возьмем себе. – Омар кинул на асфальт мой опустевший кошелек.
Кто-то одобрительно закивал. А все та же восьмиклассница как будто скучающим тоном произнесла, пытаясь принять участие в главных событиях:
– Ну что вы тут устроили, мальчики? Развели помойку посреди улицы.
– Действительно, – произнес кто-то из-за моей спины, избавляя всех от необходимости придумывать новые колкости. – Пусть чудик уберется здесь. Это ведь его мусор.
Я устало закрыл глаза, не имея желания даже смотреть на того, кто это сказал. Теперь мне хотелось лишь, чтобы все вокруг и правда оказалось сном.
Кажется, Драшов еще что-то говорил, обращаясь ко мне, но его голос сливался со смехом вокруг, и я перестал вслушиваться в происходящее, рассматривая, как промокают странички тетрадок на подтаявшем снегу.
Я вздрогнул от того, что меня вдруг больно схватили за плечи и с яростью толкнули в сторону моей сумки, валявшейся в стороне. От неожиданности я не удержался на ногах и, сделав несколько шагов, упал на холодный асфальт. Драшов со всей силы ударил меня ногой и спросил злорадно:
– Теперь понятнее?
Так как я снова промолчал, мое внимание теперь постарались привлечь сразу все, улыбаясь и используя ноги совершенно не по назначению. Странно, но я даже не пытался защитить голову от ударов или прикрыть грудную клетку руками, равнодушно посмотрев наверх и невольно отмечая, как тускло сверкают все стоящие надо мной, сливаясь свои сиянием в мрачный оттенок багрового цвета, чем-то отдаленно напоминающий закат или запекшуюся кровь.
Немного повернув голову, я заметил того самого шатена в нескольких метрах от меня. Он стоял один и был, наверно, еще бледнее, чем я, но светился настолько ярко, что невольно создавал ослепительный контраст с теми, кто стоял надо мной. Это было настолько красиво, что я в первую секунду даже не смог определить, что именно он чувствует. Кажется, шатен злился, но эта злость скорее напоминала внутреннюю борьбу. Мне даже стало интересно, о чем думает этот мальчик, наблюдая за тем, как меня бьют, но интерес исчез почти сразу, и я ощутил лишь укол разочарования. В этом красивом сиянии, заставившим меня на несколько мгновений забыть обо всем вокруг, скрывалось какое-то отвратительное противоречие, словно шатен почему-то должен был помочь мне, но не сделал этого.
Я улыбнулся, кажется, напугав этой улыбкой стоящих надо мной, а потом, почувствовав внезапную слабость, уронил голову на асфальт.
Во рту появился легкий привкус солоноватой крови.
Я услышал, как кто-то сказал: «Ладно, хватит», и меня оставили лежать в тишине, давая возможность насладиться твердостью теперь уже приятно-холодного асфальта. Я провел рукой по шероховатой поверхности, а потом, сделав над собой усилие, сел и посмотрел вслед компании, которая, даже не оборачиваясь, скрылась за ближайшим поворотом. Наверно, они так же спокойно бросили бы меня умирать, если бы нечаянно убили.
На рукаве, которым я вытер засохшие губы, осталась кровавая полоска, растекшаяся красивым узором на светлой ткани. С правой стороны ныли ребра, а на запястье левой руки был видел красный след от каблука чьего-то ботинка.
Я потряс потяжелевшей головой, предоставляя ветру возможность убрать волосы с моих глаз, и немного растерянно огляделся по сторонам. К моему удивлению, в двух шагах от Фаллена я увидел того самого шатена. Он почему-то остался посмотреть, что же со мной будет дальше. Мне захотелось еще раз язвительно улыбнуться и сказать ему: «Поздно, меня уже убили». Но во мне остались силы только на то, чтобы, вставая на ноги, окинуть его равнодушным взглядом, не выдав на своем лице даже тени заинтересованности.
Шатен напряженно сжимал в руках какие-то листочки, видимо, выпавшие из моей тетради, так, как будто хотел отдать мне их. Он выглядел слишком серьезным и одновременно крайне удивленным и даже как будто напуганным.