Русская фантастика – 2018. Том 1

Еще пару коротких секунд я с восхищением наблюдал за сиянием его эмоций, сверкающих невероятно красивыми почти космическими оттенками, невольно успевая почувствовать, что это мальчик хочет о чем-то меня спросить или сказать нечто удивительно важное. Я набрал воздух в легкие, собираясь заговорить первым, но мое дыхание внезапно сорвалось. Сердце бешено застучало в груди, и мы с шатеном сделали одновременно шаг назад, сверкая почти одинаковыми искрами полного замешательства. Я задрожал, ощущая, что больше не могу находиться рядом с ним, и, развернувшись, побежал в противоположном направлении.

Я поймал себя на том, что стою около своего подъезда, прислонившись руками к холодной входной двери. Сердце все еще безумно стучало, словно собираясь выпрыгнуть из грудной клетки, сжимаемой тисками покалеченных ребер. Вокруг было тихо только до тех пор, пока кто-то не произнес за моей спиной:

– Прости… Слушай.

Он, тот самый шатен, остановился в полуметре от меня на ступеньках так, что стал казаться немного ниже ростом. На его плече висела моя сумка.

– Прости, – еще раз неловко повторил он.

В его движениях было что-то едва знакомое и даже чуть напоминающее меня самого.

– В чем дело? – эхом спросил я.

– Откуда… – Он аккуратно протянул мне мою сумку. – Откуда у тебя книга?

– Книга?

– Да, первая глава.

Я вспомнил листы, оказавшиеся в руках у шатена. Несомненно, среди них были и странички главы, написанной Натаниэлем, которые я распечатал и в полушутку обещал всегда носить с собой. Почему-то меня даже не удивило то, как быстро шатен успел их прочитать.

– Не твое дело, – резко ответил я, забирая сумку и не желая продолжать этот бессмысленный разговор.

– Нет, мое, – неожиданно твердо ответил шатен.

Но мне было все равно. Я дернул дверь за ручку и шагнул в полутьму подъезда, предпочитая промолчать в ответ.

– Стой. – Он вбежал за мной и, понимая, что я сейчас окончательно исчезну, почти умоляюще попросил: – Объясни, откуда у тебя моя книга?

– Твоя? – Я услышал, как дрогнул мой голос.

Мы посмотрели друг на друга, снова побледнев так, что это было очевидно даже при отсутствии нормального освещения.

– Твоя, потому что ты ее…

– Написал, – опустив глаза, закончил он за меня.

Еще секунду я смотрел на него, а потом без капли сожаления отвернулся и скрылся за дверью квартиры. Повернув ключ, я выдернул его грубым движением, словно на мгновение возненавидел все предметы, которых мог бы коснуться. Замок привычно щелкнул, закрываясь, и я почти физически ощутил, как звенит вокруг тишина. И это была такая тишина, от которой хотелось кричать или выть.

Прислонившись спиной к двери, я медленно сел и уткнулся носом в колени, почему-то не чувствуя ничего, кроме привычного равнодушия: ни разочарования, ни боли, ни удивления, словно то, что произошло несколько минут назад, не имело ко мне никакого отношения.

Натаниэль? Он оказался даже хуже, чем просто обыкновенным, – именно таким, каким я не хотел бы его видеть. Трус? Шестерка без собственного мнения? Или… нет?

Нет, Натаниэль был одновременно и противоречиво хорошим, настолько хорошим, что мне почему-то на мгновение стало стыдно перед ним за то, что произошло сегодня, как будто, если бы не я, ему не пришлось бы выбирать и сомневаться. Я не жалел о том, что Натаниэль ничего не сделал, чтобы помочь незнакомому и чужому мне. Он был совершенно не обязан что-то делать. Но все равно где-то в глубине души я чувствовал отвращение к бездействию Натаниэля и его непонятному едва уловимому страху. Словно я был на его месте и наблюдал за тем, как мучают кого-то другого.

Неужели я должен был чувствовать сейчас именно это? Еще утром я бы даже не поверил, что встречу того, кого меньше всего ожидал когда-нибудь снова увидеть. Кто бы мог подумать, что я без капли сожаления захлопну дверь перед носом человека, с кем я и мечтать не мог еще хотя бы раз в жизни поговорить лично.

Мне вдруг безумно захотелось выбежать на лестничную площадку (почему-то я не сомневался, что Натаниэль был все еще там) и, посмотрев ему в глаза, спросить, что сейчас чувствует он. Я хорошо представил себе эту сцену и то, с каким отчаянием я бы должен был задать свой вопрос и с какой надеждой ждать, что ответит Натаниэль. Но я отлично понимал, что люди так не поступают: никто не спрашивает у окружающих о том, что нужно чувствовать в той или иной ситуации.

Я перевел взгляд на свое распухшее запястье и вдохнул полной грудью, ожидая почувствовать боль в покалеченных ребрах. Но я не ощутил даже этого. Только солоноватый привкус крови во рту напоминал о том, что со мной некоторое время назад произошло что-то неправильное.

Неужели я недостоин даже боли?

Ну да, такому особенному, как я, достается только пустота.