история – единственное свидетельство о Творце и Его свойствах, которое
выступает как корректирующее деяние всех наших помыслов и, в нашем случае,
выступает судьёй степени истинности некоторых философско-богословских
высказываний о Творце. Для богословия этот метод познания Его становится
тем критерием правды, который правит наши суждения о Творце и Его
свойствах.
И вот стоя на новых позициях уже новых, если так можно выразиться,
«религиозных» систем, то есть в современном проявлении – научного опыта, мы
делаем тоже самое, что делалось людьми во все времена – поворачиваем свой
взор в ту же сторону и с позиций нашей специфики восприятия Вселенной
задаем те же вопросы касаемо далёкого прошлого, которое таит в себе этот миг,
с коего всё началось быть во Вселенной. И как бы ничего особенно нового нам
не открывается. Взрыв, рождение галактики, в центре которой Солнце. Далее
Солнце фотонами свечения бомбардирует поверхность остывающей планеты
Земля, стимулируя процессы зарождения жизни. Если сказать, что Солнце и
вообще Вселенский взрыв – это лишь некоторые Божественные свойства,
некоторые грани Его проявления и творчества (а это высказывание не может
быть ошибочным), то перед нами восстает библейская картина сотворения мира,
только через призму современных понятий о мире и жизни с поразительным
совпадением. Далее следовало бы оговориться. Ведь язык описания
Божественного Промысла основан на понятиях, кои далеки от подобия
Божественному. Точнее логика – наука о мертвых вещах. А как с помощью них
описывать процессы жизни? Они будут всегда бесконечно далеки от Истины,
ибо законы жизни диаметральны законам смерти – не сопоставимы. Поэтому мы
видим явное нарушение разумного порядка вещей в самом процессе творчества
Вселенной, описанного в Священном Писании. К примеру, в день третий,
согласно Ветхому Завету, «и произвела земля зелень, траву, сеющую семя по
роду её, и дерево, приносящее плод, в котором семя его по роду его… ». То есть
получается, что трава и деревья появились ранее возникшего Солнца на
небосводе, что противоречит разуму. Но на самом-то деле, это и есть Истина.
Иными словами, живое имело место быть раньше Вселенского взрыва, ибо сам
по себе взрыв несёт в себе законы распада, то есть законы смерти. И Солнце, как
свойство Творца, обрело то естество только в результате грехопадения. И
вообще поменялось мировосприятие. Это видно из следующего. Мир должен
быть наделён абсолютным счастьем через полноту Божественного и этим
счастьем утверждён и держится. Если посмотреть на мертвую материю с одной
стороны, с позиции греха, то в ней закрепощены огромные энергии, абсолютная
скованность для самовыражения. То есть с одной стороны тут счастья нет, ибо
нет свобод. А с другой стороны, для счастья как раз это самое лучшее условие –
быть закрепощённым. Просто жизнь – это вершина бытия, причём абсолютно
высокая и зауженная. И потому скованность – условие её бытия, а значит и
счастья, в которой всякая вольность от этого Места становится трагедией.
Материя скована в одном (в законах материального мира), но, как приобщённая
к вершине бытия, свободна для выражения Промысла Божьего. Поэтому явным
не соответствием земным порядкам в привычном понимании вещей, на самом
деле Священное Писание не ломает Божественную субординацию – просто сие
естественно для живого и противоестественную для мёртвого, а так как такая
истина в истории человечества выступает как животворная, то оная есть
Божественная. Теперь имеет смысл показать в чем диаметральность естества
живого и естества мертвого. Это видно из того же эксперимента с палкой,
которую мы пытались вывести в вертикальное положение равновесия. Как её не
выводи в вертикаль, оная всё равно будет падать. Человеческий организм, как
его не выводят из положения равновесия здоровья окружающие факторы
(микробы, болезни, опасности, погодные условия и так далее), он все равно
восстанавливает свое положение. Палка мертвый предмет, а человеческий
организм живой. Исторический процесс, выраженный в её поведении,
свидетельствует о критериях Истины и что образ мышления применительно к
палке – естественен для мертвого, а поэтому мы формируем представление о
жизни и её законах, которые будут противоестественны логике вещей. Для
исповеди о живом включаются совсем иные рычаги и совсем иные критерии
реальности. С другой стороны, если бы палка не находилась в положении
равновесия, то оная падать не будет. Если чашка для питья стоит на своем месте
на полке, то не будет представления о зле не порядка (в котором оная валяется
как попало). Если нет живого тела, то и нечему разрушаться. Если нет заряда, то
и нет взрыва. Следовательно, если нет некоторой энергоёмкой реальности, а
также если нет сверхлюбви, то и нет Звезды по имени Солнце, как впрочем нет
проявления любви. Именно по этой причине, в Священном Писании Живое
стоит раньше всех иных её производных – отсюда такие странности исповеди о
Божественном. Уюту и счастью служат законы материи, а не сами себе
произвольно, как спонтанно-релятивистские механическое.