Читаем Русская книга о Марке Шагале. Том 1 полностью

Размышляя на чужбине о недавно оставленной родине, Шагал вызвал к жизни мир, полный нетронутых сил, неупорядоченных, немеренных страстей, гомерических противоречий, мир восхитительно ужасный, близкий к распаду и поразительно цельный, связанный одной цепью, – от Чичикова до Селифана, от Собакевича до Неуважай-Корыто, властно притягивающий к себе художника, достойный восхищения, лирических признаний и горьких сарказмов, мир, столь непохожий на тот, что заново открылся Шагалу в Париже 1920-х годов. Когда-то поэт определил единственно возможное – чтобы не отчаяться, как Гоголь, – отношение к этому миру: «в Россию можно только верить». <…>


Зингерман Б.И. Земля и небо в творчестве Шагала // На грани тысячелетий: Мир и человек в искусстве ХХ в. М., 1994. С. 43–89.

Ранее (с некоторыми расхождениями в тексте): Зингерман Б.И. Россия, Шагал, Михоэлс и другие // Театр (М.). 1990. № 4. С. 35–53; Зингерман Б.И. Парижская школа: Пикассо. Модильяни. Сутин. Шагал. М., 1993. С. 231–335.

Часть V

МАРК ШАГАЛ И ПОЭЗИЯ

(ИЗБРАННОЕ)

1. Из русских стихов Шагала

РОДИНА[99]

Только та страна моя,которая находится в моей душея как свой – без бумагвхожу в нее.Она видит мою грустьи одиночествоона укладывает меня спатьи покрывает меня душистым камнемВо мне цветут сады,мои цветы выдуманные,мои собственные улицы…но только нет домов.Они разрушены с самого детстваобыватели бродят в воздухев поисках жилищаони живут в моей душе.Вот почему я улыбаюськогда мое солнце чуть блеститили плачу,как легкий дождь в ночи…Было времякогда у меня были две головы,когда оба лица покрывались любовным налетоми таяли как запах розы —Теперь мне кажется,что даже когда я иду назад —я иду вперед —по направлению к высоким воротамза которыми раскинуты стеныгде ночуют откатые громыи сломанные молнии…

Марк Шагал. Париж 1946


Частное собрание. Автограф.


С. 726–727. Марк Шагал. Родина. Автограф. Париж, 1946



Если б солнце мое сияло б в ночикогда я сплю весь в краскахв постели из картин —когда нога твоя в моем ртуменя жмет, меня мучаетЯ просыпаюсь в отчаяниинового дня, моих надеждеще не нарисованныхне протертых краской.Я бегу наверхк кистям засохшими распинаюсь как Христосприбитый гвоздями к мольбертуНеужели я законченный?картина моя закончена?Все сияет, льется, бежит.Остановись, еще мазок.там черный цвет,там красный, синий уложилсяи меня тревожитох как меня тревожит

1950-е


Печатается по: Lassaigne Jacques. Chagall. Paris,1957. P. 12 (автограф, воспр.); Каменску А. Chagall: Russian Years, 1907–1922. New York, 1989. P. 362 (автограф, воспр.).


Если родина ты мать мояотчего же сын вдали в слезахне слышит слова не видит ласкив ответ на мои краски.Я вижу мать мою роднуюона ждала меня у дверейона в крови мне завещаласудьбу неясную, инуюЕсли родина ты мать моямое же имя тебе чуждо.Не видишь как тает облакои тают воды далекого ручья.Не так родная мать у бедного порогаменя надеждами поиласвоею грудью мой мир вскормилаи днем и ночью молилась за меня.

1960-1970-е


Печатается по: Городецкий В. Находка: русские стихотворения зрелого Марка Шагала // Семь искусств: наука, культура, словесность. 2019. № 4(109), апрель (автограф, воспр.).

2. Стихи Шагала в русских переводах

ПЕРЕВОДЫ АНДРЕЯ ВОЗНЕСЕНСКОГО

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное