Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Два года спустя, в декабре 1976 года, новая встреча. Уже в канун его девяностолетия. (Через месяц президент республики Жискар д’Эстен вручит ему высшую награду – Большой крест, и будет решено впервые во Франции при жизни художника устроить выставку его картин в Лувре.) Шагал появился чуть бледный, движения несколько скованы (из-за лечебного кушака), но он как всегда необыкновенно приветлив. Усталое, в сетке морщин лицо сияет по-ребячьи. Говорим о предстоящем юбилее, выставке. И вдруг этот художник, величие которого так освещено, так повсеместно транслируемо, восклицает: «Боже, ну зачем все это, разве я этого достоин?! Я просто свои фантазии переношу на полотно. Неужели они могут кого-то еще интересовать?» И такая реакция не была кокетством. Он был смущен, что ему придется ехать принимать орден, что он должен будет присутствовать при чем-то торжественном. Воистину скромность Шагала-человека была столь же велика, как гениальность Шагала-художника.

Однажды в один из своих очередных приездов в Ниццу я осмелилась обратиться к Марку Захаровичу с просьбой – разрешить мне побыть несколько минут в мастерской, хотя я знала, что Шагал никогда и никого не пускал к себе в ателье во время работы. Он говорил: «В эти часы я люблю быть самим собой, а получается, что ты невольно перед кем-то позируешь». Но неожиданно получила согласие.

После вернисажа выставки «Марк Шагал» в ГМИИ, 1987. Слева направо: И.А. Антонова, В.Г. Шагал, В.Т. Спиваков

Сидела я не шелохнувшись. Шагал стоял на почти негнущихся ногах, его мучила спинная грыжа, которую он не захотел соперировать. Однако при общей физической немощи его рука наносила сильные и энергичные мазки на картину.

Последняя наша встреча состоялась за четыре месяца до его смерти. Ему было девяносто восемь. Как выяснилось, он умер в лифте, словно воспарил в небо, подобно персонажам своей живописи. И вот снова приглашение из Франции от университета Сорбонны, чьим почетным членом я являюсь. Естественно, один из моих первых визитов – к вдове Марка Шагала. Валентина Георгиевна²¹⁴ принимает меня радушно, но ее громадные сливовидные глаза полны скорби. И для меня эта встреча была очень печальной – я впервые оказалась в доме, который его хозяин оставил навсегда. Сообщаю Валентине Георгиевне приятную весть: в честь столетия со дня рождения Марка Шагала принято решение устроить выставку его картин в Центральном музее имени А.С. Пушкина. Понимаю, как бы радовался сам художник, что на его родине, которую он всегда считал единственной, никогда не отказывался от нее, его высоко чтут и любят искренней любовью. Валентина Георгиевна Шагал соглашается предоставить в распоряжение устроителей выставки картины из своей личной коллекции, которая практически не имеет цены. (Последние два года жизни Шагала его произведения на мировом рынке имели самую высокую цену из всех живущих художников.) Потом говорили и говорили о Марке Захаровиче, о его удивительной скромности, детскости души, деликатности чувств, а я внезапно осознаю: сам факт приезда вдовы великого художника в СССР с его полотнами говорит о том, что она исполняет его волю…

Наконец, самая последняя встреча с Шагалом – на юбилейной выставке в Музее изобразительных искусств²¹⁵, но, увы… без Шагала. Грустно… В памяти всплывают васильки на гостиничном столике, березы в Переделкино, прозрачная чистота горных вершин Сан-Поль-де-Ванс, и я благодарю судьбу за тот редчайший подарок, который выпал на мою долю, – многолетнюю дружбу с одним из самых замечательных людей и самым удивительным художником ХХ столетия.

Богуславская З. Навечно в памяти // Музыкальная жизнь (М.). 1987. № 24. Декабрь. С. 19.

Перепеч.: Шагаловский ежегодник 2007. С. 34–36.

47. Г.А. Анисимов

В моем представлении Марк Шагал никак не укладывается в понятие «великий человек». Не знаю, какие глаза у него были в молодые годы – ласковые, серо-голубые, пристальные. Но в преклонные годы взгляд у Шагала был цепкий и спокойный, как у тигра. Шагаловский взгляд вбирал все – людей, атмосферу, ритм бегущего времени. Ритм, необычайно убыстренный, которому трудно противостоять.

Сейчас 2002 год, ровно восемьдесят лет назад Шагал навсегда покинул Родину. Уезжая в 1922 году, он лелеял надежду: «Возможно, Европа полюбит меня, а вместе с ней и моя Россия».

Отечество мое – в моей душе

Вы поняли?

Вхожу в нее без визы²¹⁶.

Это стихи Марка Шагала. Стихи он писал всегда и дружил с Маяковским, Полем Элюаром и Гийомом Аполлинером.

Его полюбили не только Европа и Россия, но и весь остальной мир. Он делал витражи для Иерусалимского университета, расписывал плафон парижской Гранд-Опера, создал роспись в театре во Франкфурте, сделал витраж в здании ООН в Нью-Йорке и роспись в Метрополитен-опера, исполнил мозаичные панно в Музее в Ницце и витражи для Реймского собора, для церкви в Цюрихе, для Художественного института в Чикаго.

Боже, сколько он всего понаделал за свою долгую жизнь!