Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Незаурядные способности Шагала ни у кого не вызывают сомнений. Плюс его одержимость, его повышенная чувствительность, эмоциональная раскаленность. Это ведь начало XX века, тогда отношения между людьми были чуточку другими, не было нынешнего равнодушия и безучастия. Не было механического практицизма. Товарищеская взаимовыручка, сочувствие, сострадание доминировали там, где сегодня пышным цветом расцветает цинизм.

Учеников в школе Званцевой было немного. Своими дарованиями выделялись Н. Лермонтова, Н. Тырса, С. Дымшиц-Толстая. В школу приходили работать Сомов, Билибин, Остроумова-Лебедева.

Бакст был человеком необыкновенно добрым. Работы учеников разбирались подробно и по-отечески добродушно. Шагала Бакст любил за самостоятельность, темперамент, художественный вкус.

И Шагал платил ему преданностью, помогал своему педагогу в работе над декорациями к балету «Нарцисс» в постановке труппы Сергея Дягилева.

В 1933 году в нацистской Германии по приказу Геббельса будут публично предавать огню картины Марка Шагала, к которому фашисты имеют одну претензию – он представитель «дегенеративного искусства».

Когда мой друг Миша Капустин брал у Шагала интервью в Москве в 1973 году, он спросил у художника: «Скажите, а что такое живопись в вашем понимании?»

Шагал лукаво улыбнулся: «Хороший вопрос! Я вам отвечу. Скажите, вы любите парное молоко? Творог свежий? Свежую сметану? Любите, да?! Я тоже очень люблю! Так вот, живопись – это свежесть! Художник – это маг, большое сердце. Он извлекает красоту, отыскивает свежесть во всем, рыщет, подчиняет себе стихию. Художник – человек свободной воли, он понукаем внутренним демоном. Мы живем в мире собственных стремлений и тревог. Это мир радостный и трагичный».

Слушал я интервью Марка Шагала, записанное Мишей Капустиным на диктофон. Художник говорил взволнованно. Материи, которых он касался, были возвышенны, далеки от бытовых забот. А думалось мне о том, что Шагал счастливчик, он вытянул у судьбы нужный билет. В Шагале ярко и очевидно воплотились целесообразность творения и мудрость Творца. Этот появившийся на земле гений был созерцающим и зрячим.

С тех пор как он покинул родину, Шагал сохранил органическую связь с ней, порой невообразимо крепкую. За границей он стал делать иллюстрации к «Мертвым душам». Гоголя иллюстрировали многие русские художники. Сам Гоголь охотно рисовал персонажей своих произведений и сделал обложку к первому изданию «Мертвых душ». Целая череда мастеров – А. Агин, П. Соколов, П. Боклевский, А. Кравченко, А. Лаптев, Е. Бернардский, Кукрыниксы, А. Каневский иллюстрировали Гоголя. Шагал создал серию в технике офорта, сухой иглы и акватинты и послал ее в Москву. В подарок. «Дарю Третьяковской галерее со всей любовью русского художника к своей родине эту серию из 96 гравюр, сделанных мною в 1923–1925 гг. к «Мертвым душам» Гоголя для издателя Амбруаза Воллара в Париже» – такая сопроводительная записка художника была приложена к бескорыстному дару. «Мертвые души» с иллюстрациями Марка Шагала вышли в Париже только в 1948 году.

Трудно себе представить, какой была бы судьба Шагала, если бы он остался в России. В русло марксизма-ленинизма он не вписывался никак: вместо торжествующего революционного народа он писал бородатых евреев, знатоков Библии, торговцев скотом, парикмахеров и мясников, учителей в хедере, ближних и дальних своих родственников. Одни названия его картин чего стоят! «Зеленые любовники», «Голубые любовники», «Красный еврей», «Серые любовники», «Обнаженная на петухе», «Невеста с синим лицом», «Всадница на красной лошади», «Часы с синим крылом»… Он, Марк Захарович Шагал, мог оказаться запертым в железной клетке, мог зарасти мхом в Витебске, попасть в лапы пыточных мастеров друга Сосо Лаврентия, его бы жевали стальные зубы соцреализма и топтали ноги партийных бонз и готовых на все критиков.

А он мечтательно смотрел на синее небо, на купола русских храмов, и ему виделись базарные тетки, летающие над городом, или появлялись ангелы в проеме потолка. Художник спрашивал у обывателей: «Милые, а кто это там летает?» Они пожимали в ответ плечами и всматривались в небо пристальней. «Еще ребенком я чувствовал, что во всех нас есть некая тревожная сила. Вот почему мои персонажи оказались в небе раньше космонавтов», – так говорил Шагал в своей лекции в Чикагском университете в 1950 году. Ему шел седьмой десяток, но огонь в душе его не угас, а глаза светились молодым задором. Обстоятельства жизни, сформировавшие Шагала, были благоприятны для него. Меня сразу же покорил облик Марка Захаровича, как только я его увидел: порыв, движение, необычайная выразительность в каждом жесте.

Сколько сил, выдумки, энергии отдал Шагал созданию Витебского народного художественного училища! У него в кармане была бумага, подписанная наркомом Луначарским: «Т. художник Марк Шагал назначается уполномоченным по делам искусств в Витебской губернии. Всем революционным властям предлагается оказывать тов. Шагал полное содействие»²¹⁸.