Русская куртуазная повесть Хvi века (СИ)

И брежаху Казань с нею уланове и князи, и мурзы - болшии велможи, приказщики царевы, в них же бе первый боле всехъ, Крымской царевичь, - Кощакъ имя ему, - тои, за лето едино до сего, Казань отъ изития отстоя, удержа отъ самого царя и великаго князя. Се же все видевше, царица и вси реченныя владелцы Казанския, и вси изпроста земъские люди, Черемиса нижняя, по рускому языку - Чернь, что прииде изъ Руси царь Шихаллей Касымовский, и зъ превеликими воеводы Московъскими и со множествомъ Рускихъ вои, и съ великимъ нарядомъ огненымъ, и аки смеяся имъ и играя, но не во многи дни поставиша град среди земли ихъ, яко на плещах ихъ, да подивятся. И горныя страны Черемису свою воюя, отступившихъ от нихъ, - и заложишася за Московскаго самодержца. Казанцемъ, бо, ничего сего сведавшимъ, ни града поставления, ни Черемисе отложения, и многимъ, сказующимъ имъ, они же не яше веры, и гордостию снедаемы, чающе малы градецъ поставленъ, зовомый "гуляй". Той бо градецъ многажды ходилъ съ воеводами къ Казани, сотворенъ на колесех и чепии железными сверженъ, его же некогда часть отторгоша Казанцы, и 7 пушек въ немъ ухватиша.

Егда же великый градъ Свияжский поставленъ бысть, и тогда истину уведаша, и тужити и тосковати начаша. И возбояся царица и все велможи Казанъския, и все людие устрашишася зело! И вниде трепетъ и ужасъ въ кости ихъ и въ самые мозги, и крепость ихъ вся изчезе, и мудрость ихъ и гордение поглощено бысть Христовою силою. И рекоша сами к собе: "Что сотворихомъ и что не уберегохомся, и како уснухомъ, и како не устргомся, и како оболсти нас Русь, лукавая Москва, аки бо сме?" И думаше же много со царицею.

Она бо, яко лютая лвица, неукротимо рыкаше и веляше имъ в Казани осаду крепити, и вой многих на помощь отвсюду собирати, отколе пойдутъ: от Нагаи и от Астрахани, и от Азова, и от Крыма, аще не достанетъ столко своихъ людей на противление Руси, и давати имъ царския казны, елико хотят, и царя Касимовского и воеводъ Рускихъ со всею силою рускою изгнати изъ земля Казанския, и град новы отъяти, и всячески противитися, доколе мочно. Но нихто же ея слушаше тогда, аще и царица. Ведаше бо и она неизбытие свое, но волею предатися не хотяше.

Единъ бо ея, некто, подкрепляше и крепце с нею стояше за Казань, и противляшеся без лсти самодержцу Московъскому, и воюяси и премогасяся съ ними 5 летъ (надо: 2 года), по наказу царя своего - по смерти его той, бяше саномъ почтомъ от царя выше всехъ велможъ Казанскихъ, воеводства ради его и мужества на бранехъ, - реченный преже мало вышъше, Кощакъ-царевичь, мужъ величавъ, свирепъ. Къ нему приложишася Крымцы и Ногаи, и вси приезжыи языцы, живуща въ Казань, 20000, и хотяху тыи брань составляти с Русью.

Казанъцы же все не хотяху, глаголющее, яко: "Мы немощныи есмя ныне, и несмелны противитися Рускимъ воемъ, аки неизучены на се, аки младенцы". И бысть между всехъ пря и несогласие во едину мысль, и за се погибоша.

О любве блудной со царицею Кощака, но избежании его изъ Казани, и о ятии его, и о смерти его.

Глава 34

.

Того же царевича Кощака не токмо вси Казанские людие ведяху - от своея ему жены прелюбы со царицею творящее, после царя, - но и на Москве словяще речь та, и во многихъ ордахъ. Еще же и зле того мысляше с нею - царевича сына ея младаго убити и велможъ всехъ, обличающихъ его о беззаконии томъ, и царицу поняти за собе и воцаритися в Казани. Таково бо женъское полско естество ко греху! Никий же бо тако лютый зверь убиетъ щенъца своя, ни лукавая змия пожираетъ изчадий своихъ! Сверъстницы же его, велможие, возбраняху ему, да престанетъ отъ зладеяния того, и убийствомъ прещаху ему!