Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 2

Эта тема продолжается Чеховым под новым и более широким углом зрения в поэтическом рассказе «Чёрный монах» (1894). В нём сталкиваются два мира – мир одарённого садовода-труженика Егора Семёновича Песоцкого с его дочерью Таней и мир воспитанника Песоцкого, молодого магистра философии Коврина, человека нервного, целиком отдающегося научной работе, потерявшего сон и, наконец, заболевающего манией величия.

Разгорячённому воображению Коврина является двойник, чёрный монах, укрепляющий героя в мысли о своей богоизбранности: «Да. Ты один из тех немногих, которые по справедливости называются избранниками Божиими. Ты служишь вечной правде. Твои мысли, намерения, твоя удивительная наука и вся твоя жизнь носят на себе Божественную, небесную печать, так как посвящены они разумному и прекрасному, то есть тому, что вечно. …

Вас, людей, ожидает великая, блестящая будущность. И чем больше на земле таких, как ты, тем скорее осуществится это будущее. Без вас, служителей высшему началу, живущих сознательно и свободно, человечество было бы ничтожно; развиваясь естественным порядком, оно долго бы ещё ждало конца своей земной истории. Вы же на несколько тысяч лет раньше введёте его в царство вечной правды – и в этом ваша высокая заслуга. Вы воплощаете собой благословение Божие, которое почило на людях».

Коврин догадывается, что он психически болен, но чёрный монах его успокаивает: «Хотя бы и так. Что смущаться? Ты болен, потому что работал через силу и утомился, а это значит, что своё здоровье ты принёс в жертву идее и близко время, когда ты отдашь ей и самую жизнь. Чего лучше? Это – то, к чему стремятся все вообще одарённые свыше благородные натуры. … А почему ты знаешь, что гениальные люди, которым верит весь свет, тоже не видели призраков? Говорят же теперь учёные, что гений сродни умопомешательству. Друг мой, здоровы и нормальны только заурядные, стадные люди».

В ответ на слова Коврина о римлянах, которые утверждали, что «в здоровом теле здоровый дух», чёрный монах возражает: «He всё то правда, что говорили римляне или греки. Повышенное настроение, возбуждение, экстаз – всё то, что отличает пророков, поэтов, мучеников за идею от обыкновенных людей, противно животной стороне человека, то есть его физическому здоровью. Повторяю: если хочешь быть здоров и нормален, иди в стадо».

Ощущение богоизбранности усиливается в Коврине и тем обожанием, которым окружают его Егор Семёнович и Таня. Ведь в их глазах он тоже «необыкновенный». «Мы люди маленькие, – говорит Коврину Таня, – а вы великий человек».

Восторженное настроение Коврина подпитывает звучащая по вечерам музыка. Это серенада итальянского композитора Гаэтано Брага. В этой серенаде «девушка, больная воображением, слышит ночью в саду какие-то таинственные звуки, до такой степени прекрасные и странные, что должна была признать их гармонией священной, которая нам, смертным, непонятна и потому обратно улетает в небеса».

Вот строки этой серенады:

– Ах, что за звуки слышу я,
Сердце они пленяют
И на крыльях зефира к нам сюда
Как бы с небес долетают…

В упоении красотою сада, неземной музыкой, мыслями о своей богоизбранности Коврин признаётся Тане в любви и получает ответный отклик. Старик Песоцкий рад, что сбылись его мечты. Теперь у его сада появился надёжный наследник, а не чужой человек.

Однако начало семейной жизни Коврина и Тани оборачивается катастрофой. Всё рушится. Открывается, что Коврин тяжело болен. Лечение идёт успешно. Однако оно превращает Коврина в обыкновенного человека. Выздоровление сводит его с небес на землю. В своих трудах Коврин видит теперь «ни на чём не основанные претензии, легкомысленные задор, дерзость, манию величия». Он рвёт свою диссертацию и бросает в окно. Мелкие клочки её, как дым, «летая по ветру, цепляются за деревья и цветы».

Красота сада тоже меркнет в его глазах. Он говорит с тоской своей жене и тестю: «Зачем, зачем вы меня лечили? Бромистые препараты, праздность, тёплые ванны, надзор, малодушный страх за каждый глоток, за каждый шаг – всё это в конце концов доведёт меня до идиотизма. Я сходил с ума, у меня была мания величия, но зато я был весел, бодр и даже счастлив, я был интересен и оригинален. Теперь я стал рассудительнее и солиднее, но зато я такой, как все: я – посредственность, мне скучно жить… О, как вы жестоко поступили со мной! Я видел галлюцинации, но кому это мешало? Я спрашиваю: кому это мешало?»

«Как счастливы Будда и Магомет или Шекспир, что добрые родственники и доктора не лечили их от экстаза и вдохновения! … Если бы Магомет принимал от нервов бромистый калий, работал только два часа в сутки и пил молоко, то после этого замечательного человека осталось бы так же мало, как после его собаки. Доктора и добрые родственники в конце концов сделают то, что человечество отупеет, посредственность будет считаться гением и цивилизация погибнет».