Русская современная драматургия. Учебное пособие

Л. Петрушевская не оставляет без внимания и фонетические особенности речи своих персонажей (в ремарках уточняется постановка ударений, даются специальные замечания по поводу произношения отдельных звуков и слов), это вносит дополнительные штрихи в характеристику героев. В «Трех девушках в голубом» эти ремарки сопровождают речь Валеры, Татьяны и Николая Ивановича: так, Валера говорит «поняла» с ударением на «о» («поняла»), точно так же, как и «наверное» («наверное»): Валера. Вы Ирин муж? («Ирин» он произносит как «Ирын»). Татьяна. Вообще в крыше столько дыр! («Вообще» она произносит как «воще»); «Вообще кошмар, за одну зиму осталось одно решето»; «Сейчас». («Сейчас» она произносит как «щас»); «Так это же с будующего года» (Хихикает. Слово «будующего» Татьяна произносит с ударением на «ю»). Николай Иванович. «Консервы» произносит как «консэрвы»; «консервантов» как «консэрвантов»; он произносит «плэд» и т. д.

В неправильном и неожиданном языке героев штампы газетной речи, бытовые клише, жаргонные словечки, профессиональные термины живут в нерасчленимом единстве, как бы не ведая бывшего «социального происхождения». Именно так сконструированы монологи «старшей научной сестры» Светланы из «Трех девушек в голубом», произносимые очень солидно, как сказано в ремарке.

«Я все выяснила, – говорит она. – Ваш Павлик, оказывается, укусил Максима в плечо! Это же инфицированная рана! Рваная инфекция! Полость рта! Это самое грязное место у человека! Я вашего Павлика доведу вплоть до колонии» (2,157).

Так же «веско» и «значительно» произносит свои сумбурные наставления Валя в «Чинзано»:

Валя. Нет, старик, я тобой недоволен. Недоволен. С тобой происходит, я тебе не говорю, потому что ты и сам мне это неоднократно говорил, что ты падаешь все ниже и ниже.

(Костя обнимает Валю.)

Ну, не ожидал, нет.

(Костя целует Валю.)

Отвал! (2, 108).

Речь характеризует героев, их состояние, поступки, ситуации, в которых они находятся. Речь выражает и социальную принадлежность персонажей, и уровень их общей культуры, род занятий, круг интересов.

Так, например, шофер-пьяница Валера («Три девушки в голубом») изъясняется с помощью стандартного для его среды языкового набора: «Само собой»; «По рупчику»; «Хорошо зашибают»; «…Грудной эликсир. Зачем? Сироп сахарный. Хрен с ним. Так… (нюхает). Дрянь какая-то. Ничем не воняет. Сюрприз моей бабушки. Эх, понеслась! (Выливает из горлышка в рот) (2, 156).

Порой его тянет „пофилософствовать“: „Если бывает двух родов: если не выпить, то прокиснет…“; „Что было, того не вернется. Закон джунглей…“; „Ира, ты гордая, пойми об этом…“; „Жизнь – это схватка над морем…“ и так далее.

Валера – человек никчемный, пьянчужка, и хотя трижды „алиментщик“ – в общении беззлобный. Он смешон, особенно когда „становится в позу“.

А вот языковой портрет другого героя „Трех девушек в голубом“, „русского человека на рандеву“, обладателя „партбилета со взносами“ и „паспорта с разводом“ Николая Ивановича, деятеля из Госплана, остро сатиричен. Полное ничтожество в моральном плане, он преисполнен „титанического самоуважения“. Умственная ограниченность не позволяет ему вырваться из плена канцеляризмов, поучительной, наставительной манеры общения:

„Теща мне буквально выговор устроила, что я вам отдал экземпляр…“; „Алена у меня отдыхает в данный конкретный момент в Коктебеле с матерью…“; „Теща все мне указания спускает“; „Верните „Неделю“ любым путем!..“; „Теперь я вас держу в поле зрения…“; „Я попробую вам к вечеру найти подобную продукцию. Где-то валялся велосипед такой конструкции моей дочуры…“; „Пусть эта бабушка напишет заявление на протягивание нитки водовода вплоть до ее домовладения…“ и т. д.

Иногда Николай Иванович позволяет себе пошутить, как ему кажется, очень удачно и тонко. Еще бы, он создает „неподражаемые каламбуры“: „Моя теша терпимая. Все терпит…“; Она у меня вне подозрений. Ничего не подозревает».