Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

Шестой и седьмой отделы обсуждали решение проблем, вызванных к жизни событиями 1905 г.: шестой занимался «делами веры» – единоверием[445], старообрядчеством, исследованием сектантства и тому подобными вопросами, а седьмой – выработкой мер к ограждению православной веры и благочестия от различных «неправых» учений и толков – в связи с укреплением начал веротерпимости. В самом деле: именно весной 1905 г. официальные власти отказались от наименования старообрядцев «раскольниками», уравняв в правах их и сектантов с последователями инославных исповеданий «в отношении заключения ими с православными смешанных браков». Кроме того, именно в 1905 г. в законе было установлено отличие между вероучениями старообрядцев, сектантов и последователей изуверских учений, ранее объединявшихся под словом «раскол»[446]. Шестой отдел полагал уместным публичное заявление как восточных патриархов, так и русских иерархов о том, что клятвы Собора 1667 года «имели и имеют силу не на содержащих „старые“ обряды чад Православной Церкви, но на хулителей последней ‹…› если бы кто не поверил правоте такого толкования и продолжал утверждать, что клятвы наложены в 1667 году на самые чины старообрядческие, – говорилось далее, – то сей новый Собор от такой клятвы разрешает содержащих старые обряды, но не отделяющихся от нашей Христовой Церкви»[447]. Члены отдела полагали, что подобное заявление могло превзойти по значению многолетние труды противораскольничьих миссионеров и пастырей. Такую же благотворную роль, по их мнению, имело бы и восстановление патриаршества.

Подобные высказывания демонстрируют, что шестой отдел не случайно решил заменить слово «единоверец» (воспринимавшееся в старообрядческих кругах как измена «духу веры» отцов) наименованием «православный старообрядец», тем самым подчеркнув конфессиональную близость («православный») противников никонианских реформ XVII столетия к главенствующей в империи конфессии. Более того, отдел признал необходимым в случае учреждения митрополичьих округов поставить в каждом из них по одному единоверческому епископу. А относительно Уральской области, где численность старообрядцев и единоверцев была гораздо выше средней по России, было принято решение ходатайствовать перед Святейшим Синодом об учреждении «теперь же» в Оренбургской епархии единоверческой кафедры.

Члены Предсоборного Присутствия были убеждены, что единоверие есть могущественный фактор в деле объединения официального православия со старообрядчеством. При этом богословы специально подчеркнули, что основная задача при новом положении вещей – это защита православия и обращение в православие иноверных исключительно внутренними силами Церкви, самими верующими при участии пастырей. Всякий священник и всякий верующий должны быть миссионерами, – сделал вывод шестой отдел. Совершенно очевидно, что желание дистанцироваться от светских властей в делах веры вызывалось не только идеалистическими представлениями о том, как должны вести себя верующие, отстаивающие истину, но также и опытом многолетней безрезультатной борьбы с «расколосектантством». Члены Присутствия не забыли сказать и о необходимости публичного церковного осуждения учения сектантов, выработав проект такого «соборного осуждения», а также послания к старообрядцам и сектантам.

Своеобразным продолжением работы шестого отдела можно считать деяния седьмого. Понимая насколько трудно проявлять церковную самостоятельность в условиях «симфонии властей», богословы пытались воспользоваться правами господствующей Церкви. Седьмой отдел даже разработал правила по ограждению веры и благочестия, а также объяснительную записку к ним. Правила разделились на три части: определяющие отношения церковной власти к союзам, возникающим в недрах Православной Церкви; правила, определяющие отношения церковной власти к союзам внецерковным и к общественно-политической, литературной деятельности церковных должностных лиц; и правила, определяющие церковное наблюдение за произведениями печати.

Руководящей идеей седьмого отдела, положенной в основу правил о церковных союзах, стала идея руководства Церковью всяким союзом, обществом или братством, действующим во имя Православной Церкви. Это значило, что нельзя создавать православную организацию, не получив разрешения священноначалия. Особо оговаривалась роль епархиального архиерея, который провозглашался непременным попечителем и главным духовным руководителем всех союзов, действующих на территории его епархии. «Епархиальный архиерей, по ознакомлении с задачами и планом деятельности союза, дает свое благословение на его открытие и утверждает его устав или же, если найдет, по характеру союза, вопрос, превышающий свою компетенцию, представляет об утверждении устава высшей церковной инстанции»[448].