Впрочем, надежды на единение и согласие проявили себя в деятельности Министерства внутренних дел и Совета министров, активизировавших во второй половине 1906 г. работы по созданию закона о старообрядцах и сектантах. В начале сентября в МВД был составлен законопроект, представленный затем на рассмотрение Совета министров. По мнению председателя (П. А. Столыпина) и пяти членов кабинета (или лиц, их замещавших), старообрядцам и отделившимся от православия сектантам должно было предоставляться право на свободное исповедание веры, а также открытое отправление религиозных обрядов и возможность образовывать религиозные общины. Исключение делалось лишь для последователей «изуверских учений». По мнению же трех членов, в том числе и обер-прокурора Святейшего Синода П. П. Извольского, положение не должно было касаться отпавших от православия сектантов, в связи с чем упоминание о них предлагалось исключить[539]
. Специально обсуждался вопрос о старообрядческих и сектантских общинах, об общих собраниях членов этих общин, о старообрядческих настоятелях и наставниках. Помимо основных положений о старообрядцах и отделившихся от православия сектантов, рассматривались и правила для ведения старообрядцами и сектантами книг гражданского состояния (о рождении, бракосочетании и смерти).29 сентября 1906 г. под председательством товарища министра внутренних дел СЕ. Крыжановского состоялось совещание, на котором представители поповцев и беспоповцев (33 человека) высказали свои соображения по представленному Советом министров проекту. Приглашение заинтересованной стороны к обсуждению было весьма симптоматично. Получалось, что старообрядцам отчасти давали право самим решать, как лучше определить их религиозно-правовой статус. Пытаясь понять старообрядческую проблему на фоне переживавших непростые времена церковно-государственных отношений, советские историки писали, что «в правительстве зрело недовольство инертностью православного духовенства, росло разочарование в его способности возродить свое влияние на народные массы. Некоторые видные бюрократы стали обращать свои взоры на старообрядческую иерархию»[540]
.Думается, недовольство «инертностью» здесь не при чем. Все дело в психологии восприятия старообрядцев: их считали частью Православной Церкви, хотя и отколовшейся от нее. Давая им права инославных, приглашая на обсуждение в МВД, чиновники искренно полагали, что содействуют сближению главенствующей конфессии с хранителями «древлего благочестия». Только с этой оговоркой можно правильно понять слова СЕ. Крыжановского, противопоставлявшего старообрядческое духовенство клирикам Православной Российской Церкви: «В нанковых рясах, с худыми строгими лицами, они резко отличались от упитанного духовенства господствующей Церкви с его шелковыми одеяниями, орденами и явным нередко равнодушием к делам духовного мира; различие духовенства гонимого и торжествующего невольно наводило на мысль, что возрождение Церкви, о котором так охотно у нас говорили, могло бы пойти только от гонимого»[541]
.Крыжановский полагал, что старообрядцы составляют
Как бы то ни было, 29 сентября 1906 г. единственное в своем роде совещание состоялось и товарищ министра внутренних дел «вынес из него глубокое уважение к старообрядческому высшему духовенству того времени», особенно отметив знаменитого «австрийского» архиепископа Московского и всея России Иоанна (Картушина)[542]
. Уважение к владыке выказывали и архиереи Православной Российской Церкви, призывая старообрядцев к воссоединению. В частности, о возможном объединении писал Иоанну в 1906 г. архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий). Но ответ старообрядческого архиерея свидетельствовал, что чаемое объединение возможно только теоретически.«Единение весьма желательно, – писал архиепископ Иоанн владыке Антонию. – ‹…› Предприятие Ваше к восстановлению единства русского христианства может осуществиться только посредством полного возвращения вашего к дониконовскому православию, при отмене всех новшеств и при отречении от тех порицаний и клятв, каковыми за двухвековой период обогатилась господствующая в России Церковь»[543]
. Понятно, что подобные условия были неприемлемы для Православной Церкви, тем более, что некоторые ее архиереи (в том числе и архиепископ Антоний) исключительно высоко оценивали деятельность патриарха Никона. Отказ от клятв XVII столетия, разумеется, не был камнем преткновения, но на отмену «новшеств» не пошел бы никакой Поместный Собор.