Однако были и отличные мнения. Либеральный в то время журнал «Церковный вестник» считал появление закона 17 октября благом для Православной Церкви, ибо вышедшие из подполья старообрядцы и сектанты наконец начнут жить открытой жизнью. «Борьба Церкви с вне-церковными исповеданиями и общинами всегда затруднялась и осложнялась из-за органических пороков, свойственных всякому подпольному и нелегальному существованию», – отмечалось в «Церковном вестнике». Замыкавшиеся в себе старообрядцы, писалось в журнале, переоценивали значение тех начал, которые заставляли их протестовать против «никонианской веры» и недостаточно ценить «ту святыню, которой все-таки не могли отрицать в православии». После опубликования закона, наивно полагал автор, названные затруднения устранятся, что будет приобретением для православия и началом падения – для старообрядчества[553]
. Впрочем, не только мечты о скором кризисе старообрядчества вдохновляли церковных публицистов. Они справедливо полагали, что дарование религиозной свободы – наилучшее средство для того, чтобы вывести из «духовной дремоты» учительные силы в самой Православной Церкви и «заставить их вступить на путь духовной борьбы»[554].Вскоре «Церковный вестник» еще раз откликнулся на закон 17 октября, сравнив старообрядческую общину и православный приход. Действительно, новый закон положил начало возрождению старообрядческих и сектантских общественных организаций. Не посягая на внутреннюю жизнь общины, он предоставил полную свободу ее развитию. Такой свободы не имел православный приход, который, даже согласно проекту IV отдела Предсоборного Присутствия, в значительной степени оставался парализованным в результате мертвящей идеи централизации. Назначение духовных лиц в православном приходе также было исключительно сложной проблемой. Прихожане могли лишь просить за своего кандидата, а не избирать его. При этом просимый должен был попасть в список местных «Епархиальных ведомостей», а также всесторонне изучен с канонической точки зрения и со стороны «местных распоряжений на этот предмет церковной власти». Была и еще одна трудная проблема – денежная. Приход проигрывал старообрядческой общине из-за дробления капиталов на церковные и приходские. Таким образом, заключал автор статьи, «православный приход находится в весьма неблагоприятных условиях для своей внутренней жизни. После указа 17 октября бок о бок с ним вырастает грозный соперник, который не преминет использовать все выгодные условия своего существования для привлечения в свою среду как можно больше последователей, – конечно, гл[авным] обр[азом], на счет Православной Церкви»[555]
.Как видим, и церковные консерваторы, и церковные либералы, оценивая закон 17 октября 1906 г., обращали внимание на его негативные для судеб Православной Церкви последствия, хотя и по-разному расставляли акценты. И те, и другие в результате обнародования закона 17 октября оказались в замешательстве: надеясь на скорый кризис старообрядчества, они в то же время рисовали печальную картину состояния православного прихода, во всем или почти во всем проигрывавшего старообрядческой общине.
Среди богословов и церковных публицистов в то время не нашлось никого, кто в связи с утверждением закона 17 октября серьезно стал бы рассуждать на тему о грядущем воссоединении старообрядцев с Православной Церковью. Более того, Церковь даже противопоставлялась старообрядческим религиозным организациям, иногда рассматривавшимся как политические конкуренты, а иногда как религиозные противники. Идея объединения русских православных и старообрядцев, которой так верили еще в XIX столетии многие замечательные мыслители и политики, показала свою полную несостоятельность. Возрождать Церковь «от гонимого» духовенства, как писал С. Е. Крыжановский, оказалось невозможно.
Старообрядческий вопрос лишь выявил «болевые точки» главной конфессии империи, в очередной раз показав, что связь Церкви и царства заставляет Церковь по многим важным для нее проблемам ожидать государственного решения. Надежда на консерватизм старообрядцев не подвела светские власти, но этот консерватизм никак не стабилизировал положение главенствующей конфессии. К тому же, в конце 1906 г. у современников стали появляться первые сомнения относительно желания светских властей созвать Собор, а ведь именно на нем и предполагалось завершить объединение со старообрядцами! Светские власти, прежде всего государь, думается, не отказались от идеи когда-либо разрешить старообрядческий вопрос объединением, но складывавшаяся политическая конъюнктура заставляла признавать эту идею несвоевременной. Данное обстоятельство, думается, и объясняет, почему после 1906 г. старообрядческий вопрос по сути выпадает из поля зрения светских властей, вновь оказываясь лишь в сфере компетенции православных миссионеров.