Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

4 ноября 1905 г. митрополит, совместно с А. Д. Оболенским, получил аудиенцию у императора, Святейший Синод поднес Николаю II икону[573]. На этом приеме владыка сказал от имени Синода речь, в которой подчеркнул, что от мирного и постепенного укрепления основ нового порядка зависит расцвет жизненных сил русского народа и что Святейший Синод признает великое историческое значение манифеста 17 октября. Тем самым члены высшего церковного правительства не только подтвердили свою преданность монарху, но и продемонстрировали заинтересованность в налаживании новой политической жизни.

Свою позицию Святейший Синод показал и тем, что не поддержал подписанное митрополитом Московским Владимиром (Богоявленским) и викарным епископом Серпуховским Никоном (Рождественским) «Поучение», которое предписывалось прочесть во всех московских храмах во время литургии 16 октября. «Поучение», стремясь возбудить всеобщую ненависть к забастовщикам, говорило о них как о «ядовитых гадинах», «зачумленных животных», «давно отрекшихся от Бога», «извергах рода человеческого», с которыми надо активно бороться, оставаясь готовым «умереть за царя и за Русь»[574].

Ознакомившись с «Поучением», большинство московских священников подписали записку, в которой заявили «о своей полной несолидарности с тем возмутительным и по содержанию, и по тону речи поучением, которое их обязывали читать»[575]. Даже Л. А. Тихомиров, отметив в дневнике факт чтения по церквам послания митрополита Владимира и упомянув о введении новых молитв об умиротворении, вынужден был констатировать, что «едва ли послание имело успех»[576]. На следующий день, 17 октября, Тихомиров встречался с епископом Никоном, от которого узнал, что «Послание» писал именно он, а митрополит Владимир «дал лишь согласие». Напечатали «Послание» в синодальной типографии, но в ограниченном числе из-за ненадежности наборщиков. «Впрочем, – замечал далее Лев Александрович, – и читалось послание далеко не везде, многие священники не захотели его читать»[577].

В конце октября 1905 г. сведения об авторе «Послания» сообщил русской читающей публике В. В. Розанов, постоянный автор крупнейшей консервативной газеты России «Новое время». Правда Розанов назвал епископа Никона «ключарем» (или «экономом», он сам точно не знал) Троице-Сергиевой лавры, но для знавших церковную жизнь это было понятно: владыка Никон, выпускник Московской семинарии, ранее редактировал «Троицкие листки» и задолго до 1905 г. имел печальную славу «обскуранта». «Да это видно и по слогу проповеди», – отмечал Розанов, подчеркивая, что Никон пишет «языком грубым и народным, и до того всегда резким, что больно читать (или, пожалуй, „уши вянут“)»[578].

Подобное впечатление возникло не только у Розанова, но и у членов Святейшего Синода. «Послание» втягивало Церковь в политический водоворот. Понимая, что осуждение революции не должно переходить в шельмование всех без исключения сил, оказавшихся настроенными против правительства (от левых до умеренных), иерархи стремились избежать любых призывов, которые можно было бы считать подстрекательством к политическим погромам. Доказательством тому стало определение Святейшего Синода от 22 октября 1905 г., в котором было указано, что московское «Поучение» при одностороннем толковании могло послужить «причиной междоусобного раздора среди населения, проявившегося даже в самых храмах». В связи с этим Синод определил «поручить епархиальным преосвященным пригласить подведомственное им духовенство употребить все свое пастырское воздействие к устранению междоусобиц среди населения, поучая его в своем поведении и в отношении к своим ближним действовать в духе христианского всенародного братолюбия»[579]. Разумеется, никаких персональных нападок на публикаторов «Поучения» со стороны Святейшего Синода не было. К тому же по некоторым основным положениям мнения членов Синода и автора «Поучения» совпадали (прежде всего – по вопросу о необходимости содействовать остановке революционного потока).