Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

Так, В. В. Розанов, придерживавшийся диаметрально противоположных взглядов на проблемы реформ Православной Церкви, еще в начале 1905 г., вскоре после кровавых событий 9-го января, напомнил слова митрополита Антония (Вадковского) о том, что «в сферу политических и социальных движений духовную власть никто не считает нужным посвящать. Поэтому пастырского слова владыки к рабочим не могло и быть. Во всяком общественном движении надо быть вполне осведомленным, чтобы вовремя явиться, где нужно, и сказать то, что следует»[587]. По остроумному замечанию Розанова, на Дворцовую площадь «для увещания» должен был выйти обер-прокурор Святейшего Синода. Мысль философа достаточно прозрачна: «духовная власть» реальной власти не имеет. Требовать от нее активного вмешательства в мирскую жизнь – наивно.

Для крайне правых все это было совсем не очевидно. Они никак не могли смириться с тем, что члены Святейшего Синода не хотят и не могут вмешиваться в политику. Политические симпатии и антипатии, конечно же, имели место, но самостоятельной политической позиции у Церкви, воспитанной в традиции послушания обер-прокурорской власти, не было и быть не могло в рамках существовавшего в России союза церковной и государственной властей.

Позицию столичного митрополита Антония в этих условиях можно назвать единственно правильной: владыка стремился использовать желание светских властей реформировать Церковь и, в то же время, не хотел примыкать к политическим группировкам, даже если они использовали православную фразеологию и заявляли о своей приверженности «православию, самодержавию и народности». К осени 1906 г. такая позиция уже окончательно перестала удовлетворять крайне правых, публично потребовавших от священноначалия признания своих организаций.

Наступление началось в сентябре 1906 г. В качестве уполномоченного соединенного собрания представителей правых партий города Киева публицист Б. М. Юзефович направил митрополиту Антонию послание, в котором говорилось: православная Россия имеет право ожидать от духовной власти точных указаний, что русское духовенство может принадлежать только к одной партии. Союз русского народа при этом не назывался по имени, но было ясно, о какой организации идет речь. Внешне все выглядело чинно: соединенное собрание говорило о партии, ежедневно поминающей в молитвах самодержавного царя и его наследника. Партия заявляла о единой и неделимой святой Руси, на просторах которой «не может быть иного хозяина, кроме русского царя и верного ему православного русского народа»[588]. Однако митрополит прекрасно понимал, что идеалы святой Руси и политические претензии «союзников» – не одно и тоже. Заняться церковной популяризацией идей Союза, значило бы политически определиться и выступить в качестве идеологической силы. Что же касается борьбы с «беззаконием, предательством и смутой» – все это и так оставалось задачей Церкви.

Ответ митрополита Антония на киевское послание был высказан 15 ноября 1906 г. в беседе с представителями Главного совета Союза русского народа. В передаче А. И. Дубровина ответ звучал так: «Правым вашим партиям я не сочувствую и считаю вас террористами: террористы левые бросают бомбы, а правые партии вместо бомб забрасывают камнями всех с ними несогласных»[589]. Кроме того, митрополит отказался лично освятить хоругвь и знамя Союза русского народа, а также дать «союзникам» первосвятительское благословение. Это была «последняя капля» – терпение крайне правых лопнуло и столичный архипастырь подвергся открытой травле как «недостойный» иерарх и «покровитель революционеров».

Следующим шагом стало «Открытое письмо» лидера Союза Дубровина, опубликованное 5 декабря 1906 г. в качестве приложения к газете «Русское знамя». Письмо было составлено в таких резких тонах, что по прочтении его складывалось впечатление, будто глава Святейшего Синода настоящий революционер и враг самодержавия!

Перечисляя «грехи» митрополита, Дубровин указал на пресловутую дружбу Антония с Витте, воспитание священников-бунтовщиков, обращение журналов «Церковный вестник» и «Церковный голос» в революционные органы. «Духовные академии, – продолжал председатель Главного совета Союза русского народа, – вы обратили в революционные гнезда наподобие светских высших учебных заведений». В 1905 году, по мнению крайне правых, митрополит ясно не осудил крамолы. «А в Предсоборном Присутствии вы заявили, – слава Богу, один против всего Присутствия, – говорилось в письме, – о своем согласии с крамольной Думой в ее намерении лишить Православную Церковь ее первенствующего и господствующего положения»[590].

Не ограничиваясь критикой действий столичного иерарха, Дубровин осуждал и личные качества Антония как священнослужителя и ученого. Послужной список митрополита был представлен таким образом, что владыка выглядел откровенным карьеристом, шедшим к своей цели «по головам», к тому же и проповеди он составлял неудачно, воспитывал сомнительных иерархов, в науке показал себя несостоятельным.