При этом в письме говорилось, что митрополит «уверенно и надежно» идет к патриаршеству. Дубровин ставил риторический вопрос: над каким же народом он будет патриархом, «ведь создалось такое положение: народ шел к Вам, Вы от него. Вы идете к кадюкам [кадетам. –
В том, что это письмо составляло часть спланированной кампании, митрополиту Антонию пришлось убедиться достаточно быстро: «Русское знамя» не остановилось, опубликовав Дубровина, но активизировало свои нападки на владыку. 10 декабря 1906 г. ему вновь припомнили отказ благословить монархические партии, повторив тезисы дубровинского письма и подчеркнув, что Антоний – предполагаемый патриарх[592]
. Аналогичная статья появилась 13 декабря. В ней содержались новые нападки на владыку, который назывался «антиканоническим», а его титул первенствующего члена Святейшего Синода ставился в кавычки. Автор полагал, что если в России воцарится мир, то митрополиту придется уйти, и что он «уготовит себе гибель, подготавливая величайший раскол в русской Церкви и религиозную смуту»[593]. Смысл этих слов был достаточно понятен для современников: правые указывали владыке, что в случае победы над революцией и наведения в стране порядка он ответит как один из «организаторов» церковных нестроений, инициировавший церковный «мятеж» 1905 г. (то есть обсуждение насущности реформ) вместе с «изменником» Витте.Осмелевший Дубровин 19 декабря 1906 г. снова повторил свои угрозы. Вспомнив о «еврейской прессе» (которая, по мысли Дубровина, поддерживала владыку), он предложил столичному митрополиту опровергнуть сказанное в письме 5 декабря[594]
. Новое заявление Дубровин приурочил ко времени проведения в Обществе религиозно-нравственного просвещения собрания иереев, желавших выразить соболезнования митрополиту Антонию: столичные пастыри решили поддержать своего владыку в дни нападок на него черносотенцев.Действительно, 19 декабря 1906 г. профессор протоиерей М. И. Горчаков от лица столичного духовенства обратился к председателю епархиального собрания Петербурга – епископу Гдовскому Кириллу (Смирнову) – «с просьбой выразить Санкт-Петербургскому митрополиту Антонию глубокое сочувствие духовенства по поводу напечатанного в „Русском знамени“ письма г. Дубровина». К заявлению присоединились и миряне, в лице церковного старосты Парфенова выразившие негодование по поводу дубровинского пасквиля. Собрание уполномочило направить к владыке особую делегацию, которая должна была выразить ему сочувствие клириков и мирян столицы. В тот же день митрополит Антоний принял делегацию[595]
.А два дня спустя «Русское знамя» вновь потребовало от митрополита ответа на обвинения, попутно вновь оскорбив его[596]
. В этой ситуации столичный архипастырь не стал вступать в открытую полемику с крайне правыми. Ответ на дубровинское письмо, им был составлен лишь для обер-прокурора Святейшего Синода П. П. Извольского, который, в случае выраженного императором интереса, мог сообщить ему ответы иерарха. Уже 7 декабря 1906 г. отпечатанные на машинке ответы с сопроводительной запиской были доставлены руководителю духовного ведомства. В первой же строчке записки Извольский ставился в известность, что на «гнусное письмо» ответа не последует – «оно все почти лживо и тенденциозно».Митрополит Антоний разобрал все претензии, предъявленные ему Дубровиным, пояснив, что на встрече с представителями СРН заявлял, что для него закон – самодержавная воля государя. Если он даровал манифест 17 октября 1905 г., то Антоний, как православный иерарх, обязан содействовать его мирному проведению в жизнь. «Если же государь отменит манифест, буду всех учить повиноваться воле государя»[597]
. Владыка подчеркнул также, что никогда не принадлежал к левым, ибо «их стремления противны моему духу и моим убеждениям, как христианина и священника». «За веру православную, за царя самодержавного и за народ русский православный, – писал митрополит, – я душу отдам, но не под знаменем таких людей, как Дубровин и ему подобных». Обер-прокурор информировался о том, что столичный архипастырь со своего поста по желанию Дубровина не уйдет, но покинет его сразу же, если такова будет воля государя[598].