Буквально сразу же в газетах задались вопросом об авторах записки, вышедшей в свет анонимно. 31 марта 1905 г. корреспондент газеты «Заря» заявил, что «обществу неизвестно, кто эти священники. Либералам они известны наперечет». Впрочем, в этой же статье корреспондент вспомнил слова В. В. Розанова, писавшего, что это молодые клирики, большинство из которых посещало Религиозно-философские собрания в Петербурге. «Если принять во внимание, – указывал корреспондент, – с одной стороны то, что собрания эти митрополит Антоний вынужден был закрыть, а с другой – что участие в них ставит в особую заслугу г. Розанов, то что же сказали бы уму и сердцу православных людей имена 32 иереев, если бы они открылись? Ровно ничего»[617]
. Как видим, консервативные публицисты сразу определили политические симпатии неизвестных им авторов, хотя в записке прямой речи о политике не шло. Достаточно было упоминания о Религиозно-философских собраниях. Таким образом, связь молодых клириков с митрополитом Антонием становилась для последнего весьма опасной, ибо в глазах правых могла создать ему репутацию либерала. Видимо, так вскоре и произошло, когда авторы запискиИнформации об авторах читатели российских газет так и не дождались. Вместо «списка» они могли познакомиться с общей характеристикой молодых клириков. К примеру, журналист Н. Симбирский рассказал в газете «Русь», что авторы записки принадлежали к «партии» домовых, а не приходских священников – ведь в Петербурге числилось тогда до 150 различных учрежденческих храмов (военных, министерских, учебных, дворцовых и т. п.). «В большинстве это люди весьма образованные, – писал Н. Симбирский, – здесь не мало академиков [то есть закончивших духовные академии. –
Логика Симбирского показательна – он выводил мотивацию написания записки из социального и материального положения священников. Однако и он фамилии авторов не привел. Не сообщили их и сами авторы, подготовившие в 1906 г. целый сборник своих статей. Они лишь указали, что всех подписей было тридцать[620]
, следовательно, название «группа 32-х священников» в определенной степени условно.Лишь благодаря некоторым косвенным данным наиболее ярких «подписантов» назвать все же можно.
Прежде всего, это священник В. Я. Колачев[621]
. Именно он в марте 1905 г. прислал записку о насущности для Церкви канонических свобод в «Церковный вестник». Членом «группы 32-х священников» называют его и в сборнике 1906 г. Он принимал активное участие в еженедельнике религиозно-общественной жизни и политики «Век», выходившем в 1906 г. «при постоянном сотрудничестве» членов названной группы. Еще одним «подписантом» можно считать редактора «Церковного вестника» священника А. П. Рождественского (1864–1931), не только опубликовавшего записку, но и в дальнейшем сделавшего журнал трибуной либерально настроенных клириков. К тому же он деятельно участвовал в собраниях группы уже в марте 1905 г.О своей принадлежности к «32-м» тогда же заявили: священник Г. С. Петров (1868–1925) – известный проповедник начала XX столетия, в дальнейшем избранный депутатом Второй Думы, иногда называемый даже «пионером либерально-обновленческого движения в Православной Церкви» и создателем группы «32-х священников»[622]
, а также протоиерей М. И. Горчаков (1838–1910) – крупный ученый-богослов своего времени, профессор церковного права Петербургского университета, далеко не «молодой» клирик[623]. Уже в советское время, на процессе митрополита Вениамина (Казанского) в 1922 г. о своем участии в группе 32-х заявил и протоиерей М. П. Чельцов (1870–1931), обвинявшийся большевиками в контрреволюции[624]. Парадоксально, что среди свидетелей обвинения были и те, кто вскоре заявил о себе как о стороннике обновления Церкви, связывая «обновленчество» 1920-х гг. с движением начала века.