Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

В записке речь шла о всесословном Соборе, на котором одинаковыми правами обладали бы и епископы, и священники, и православный народ. «Соборный строй жизни церковной, – говорилось в записке, – тесное общение иерархии с клиром и народом, близкое участие всех во всех делах Церкви опирались на освященное апостольским преданием избирательное право: предстоятели Церквей – епископы, как и весь вообще клир, были избранниками церковных общин»[633]. Следовательно, полагали авторы записки, чтобы соборное решение имело обязательное значение для всей отечественной Церкви, необходимо наличие на Соборе выразителей церковного сознания, то есть с правом не только совещательного, но и решающего голоса клириков и мирян. Практические предложения сводились к следующему.

Первое. Собор должен состоять из духовенства и мирян, а не только епископов. Отдельные (по церковным чинам) выборы недопустимы: и клирики, и православные миряне избираются на совместных выборах.

Второе. Выборы должны проводиться посредством церковных, а не светских учреждений.

Третье. Новые учреждения для выборов создавать не стоит.

Четвертое. Имеющийся институт епархиальных съездов духовенства уместнее всего применить к цели епархиальных выборов, превратив его в общеепархиальное собрание «клира и мира». Предварительно же стоит обратить в общецерковное учреждение благочиннический съезд.

Пятое. Кандидатов на Собор предлагалось выбирать таким образом: на обще приходском собрании прихожане избирают для благочиннического (окружного) собрания двух представителей. Эти представители участвуют на заседаниях окружного собрания, где избирают двух депутатов от духовенства и двух от мирян – на общеепархиальное. На нем уже должно было происходить окончательное избрание не менее четырех депутатов (двух клириков и двух мирян) для участия в работе Собора.

Шестое. Собор должен восполняться выборными представителями придворного и военного духовенства, а также кандидатами от духовных академий. Ярких богословов, ученых и общественных деятелей, не вошедших в состав Собора по выборам, соборяне могут приглашать по общему решению.

Седьмое. Должна быть полная свобода. Собрания и Собор должны сами выбирать себе председателей[634].

В мае 1905 г., подготавливая записку к печати, цензор – епископ Сергий (Страгородский) – вычеркнул из нее статистические данные о времени пребывания русских архиереев на кафедрах и сделал к ней характерное примечание. По мнению владыки, слабой стороной проекта была его сословность, боязнь влияния епископов, заставлявшая отдавать большинство голосов на Соборе белому духовенству. Напоминая, что и оно не избрано народом, епископ отмечал и факт исключения из предполагавшегося Собора монашества. На эту рецензию тогда же был дан ответ священника В. Я. Колачева, опубликованный (вместе с вычеркнутой статистикой и самой рецензией) в 1906 г. в сборнике «К церковному Собору».

Собственно говоря, ответ появился задолго до того, как вышел сборник – уже 29 мая 1905 г. в либеральной газете «Слово» клирики поспешили заявить о своем отношении к монашеству, не побоявшись вызвать негативную реакцию начальства. Весь пафос о. Колачева заключался в том, чтобы доказать: «32» стоят на широкоцерковной почве. В ответе подчеркивалась необходимость избрания и клириков, и мирян и с сожалением отмечалось упразднение в церковной практике выборного начала духовенства. Но епископ говорил о несколько иной проблеме – об «архиерейской боязни» белых священников. Косвенно эту боязнь о. Колачев и продемонстрировал, коснувшись вопроса монашеского присутствия на Соборе. Он решил воспользоваться вольной интерпретацией 4-го правила 4 вселенского Собора, в котором инокам предлагалось соблюдать безмолвие и не вмешиваться ни в церковные, ни в житейские дела, дабы не оставлять свои монастыри. «Слова ясные, – писал о. Колачев, – чтобы понимать так, как они есть, а не в перетолковании некоторых канонистов из монахов, что Собор здесь „только воспрещает своеволие и злоупотребление в иноческой жизни“»[635]. Зная традицию русской Церкви, согласно которой только монах мог занимать епископскую кафедру, о. Колачев недвусмысленно давал понять, как он (и его единомышленники) относятся к сложившейся традиции и что идея белого архиерейства, напрямую не высказываемая, не была чуждой либерально настроенным «32-м».

По большому счету, уже весной 1905 г. «32 священника» организовали своеобразное религиозно-общественное сообщество, манифестом которого и стали опубликованные ими в «Церковном вестнике» записки.