Помимо общих проблем, существовали частные, хотя и не менее серьезные. Например, многолюдность духовных семинарий и училищ, постоянная перемена в них начальствующих лиц, переполненные общежития, бегство лучших воспитанников от служения Церкви и тому подобные вопросы. Архиереи писали и о влиянии на воспитанников духовных школ антирелигиозной пропаганды, отмечая даже противоцерковное настроение семинаристов.
Однако преосвященные не ограничились перечислением существовавших нестроений, предложив свои варианты изменения в лучшую сторону положения в духовно-учебных заведениях. В частности, поднимался вопрос о расширении общеобразовательного курса, чтобы по его окончании те из семинаристов, «кому не привилось пастырское настроение» имели возможность уйти в светские высшие учебные заведения, а желающие посвятить себя служению Церкви – перейти в богословские классы. Сюда же, в богословские классы, могли бы беспрепятственно приниматься и лица, закончившие светскую среднюю школу. При этом духовные семинарии, просуществовавшие уже сотни лет, имели все исторические основания не подвергаться тотальному реформированию и продолжить свое существование. Такого мнения придерживались, в частности, митрополит Московский Владимир (Богоявленский) и епископ Алеутский Тихон (Беллавин).
Итак, многие архиереи полагали, что духовную школу следовало бы разделить на две: общеобразовательную и профессионально-пастырскую. Первая должна была стать типом христианско-гуманитарной школы. Она могла бы состоять из обновленных духовных училищ и первых четырех классов семинарии. Впрочем, некоторые епископы, например, Никон Владимирский, Георгий Астраханский, Константин Самарский считали духовные училища младшими классами общеобразовательной школы с законченным курсом. Конечно же, в этом вопросе не было и не могло быть единого мнения: епископ Вятский Филарет (Никольский) предлагал духовно-учебные заведения заменить уездными церковными школами с 5-летним курсом и епархиальными – с 4-летним[414]
. Преосвященные отмечали полное отсутствие в духовных училищах даже элементарных курсов церковной и гражданской истории, иностранных языков, алгебры и геометрии, черчения и рисования, которые, в целях улучшения начального духовного образования, необходимо было ввести. Точно так же, по мнению некоторых архиереев, в реформировании нуждались и женские епархиальные училища. И по курсу, и по правам они должны были уравняться с женскими гимназиями гражданского ведомства, а их учебные программы следовало расширить и изменить.Казалось очевидным, что любое реформирование духовных школ должно было начинаться с открытия туда доступа для представителей всех сословий и ликвидации их замкнутости. Большинство русских епископов это прекрасно понимало. Однако против этой «очевидности» категорично высказался архиерей, сам закончивший светскую гимназию, а не семинарию и по рождению принадлежавший к старинному дворянскому роду, а не к духовному сословию. Этим архиереем был епископ Волынский Антоний, единственный в Православной Церкви человек, в течение нескольких лет являвшийся инспектором Петербургской духовной академии, ректором Петербургской духовной семинарии и, затем, ректором Московской, и Казанской духовных академий. Владыка считал необходимым сохранить сословный характер духовной школы и внести в законодательство гарантии, позволявшие религиозным детям других сословий иметь возможность вступать в эту школу, но не ликвидировать «доброго предания своего специально бурсацкого, семинарского»[415]
. К тому же преосвященный Антоний, как и епископ Тульский Лаврентий, полагал, что начальниками и воспитателями должны быть в духовной школе исключительно монахи.Архиереи понимали также, что не менее приобретения знаний важно и воспитание, которому следовало придать такую организацию, когда для учащихся на первом месте стоял бы нравственный авторитет педагогов, а не страх репрессий и суровые правила сухой дисциплины.
В своих отзывах архиереи не обошли вниманием и проблемы миссии. После выхода указа от 17 апреля 1905 г. Православная Церковь лишилась одной из важных привилегий – запрещать переходы в инославие (иноверие) и наказывать нарушивших запрет. Поэтому, чтобы найти внутри себя необходимую опору и защититься от иноверия, Церковь, по мнению епископа Архангельского Иоанникия Казанского, должна была реформироваться, получить автономию и свободу от опеки государственной власти[416]
.