Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

А как заверяли авторы «Слова истины», без этой революции духа все попытки решить проблему распада политических устоев, созвав Московское государственное совещание или еще одно, сентябрьское «демократическое совещание», были обречены на провал. Один автор писал, что все русские – «стар и млад, левые и правые, рабочие и промышленники, крестьяне и дворяне» – сходились лишь в том, что Россию надо спасать. Но, несмотря на такую религиозную фразеологию, «забыт Тот, Который давно указал путь спасения» [Регнильдов 1917: 90–91]. Подобным же образом А. Водлингер сетовал, что «русская революция замкнулась в рамках материализма и политиканства, игнорируя высшие потребности духа… В ней нет религиозного вдохновения, экстаза Духа Святого, который воодушевляет людей на геройские подвиги и жертвы любви… без революции духа все останутся убогими и нищими рабами, несмотря на свободы и новые формы государственного строя» [Водлингер 1917: 146]. Таким образом, баптисты спорили с материалистическими представлениями, характерными для социалистических партий, повторяя, что не политические и экономические структуры меняют сознание – дело обстоит строго наоборот.

Октябрьская революция и апокалипсис

После захвата власти большевиками начался, по выражению «Слова истины», «братоубийственный кошмар». В статьях об Октябрьской революции повторяются слова о том, что политика классовой борьбы привела к предательству идеалов «свободы, равенства, братства». «Хотели свободы, а одна партия (большевики), склонив на свою сторону штыки, продолжает творить насилия и ужасы не хуже, как во время Николая II. Хотели братства, а вместо братства братоубийство! Ждали равенства, а вместо равенства грабежи и пожары», – горько сокрушался патриарх баптистского движения Василий Павлов [Братоубийственный кошмар 1917: 162; Павлов 1917в: 179–180]. Лозунг, в котором баптисты видели залог примирения классов, взяли на знамена войны между классами. Однако, как отметил Орландо Фиджес, «язык 1789 г., когда он воскрес в России 1917, вскоре стал языком классовой теории». К тому же, настаивает он, «речь шла не только о семантике. Для большей части народа идеалы «демократии» были тесно связаны с представлениями о социальной революции, а не просто с политическими реформами» [Figes 1996: 358–359]. Евангельские лидеры с их толкованием терминов «социализм» и «братство» в духе социального мира и компромисса тут же оказались маргинализированы в обществе, которое разрывали на части классовые конфликты.

В апреле младший Павлов утверждал, что обращение решило проблемы классовых противоречий внутри евангелических общин, однако дискуссии в «Слове истины» показывают, что по мере разворачивания революции общинное единство стало давать трещину. Сам опрос по поводу участия христиан в политике, проведенный журналом, мог свидетельствовать о том, что отсутствовал консенсус по поводу значения ключевых политических идеалов и их последствий для христианской веры. Сам тон редакторской статьи, в которой говорилось о единодушии среди верующих, может выдавать попытку сплотить евангеликов перед лицом классовой непримиримости, которая стремительно возрастала в обществе, особенно после захвата власти большевиками.

В первые месяцы 1918 г. появились две статьи, по которым видно, как большевистская революция обострила политические разногласия. Автор, писавший под псевдонимом Баптист, «запоздало» отвечая на предложенный опрос об участии в политической жизни, утверждал, что баптистам не следует вступать в политические партии. Однако причина этого не в том, что политика сама по себе «греховна», но потому что верующие уже были «членами христианской партии». На баптистах лежит ответственность участвовать в гражданских организациях, но именно как баптисты, высоко неся христово знамя. Когда нужно будет голосовать, провозглашал Баптист, среди верующих неизбежно возникнут классовые противоречия. Некоторые, говорил он, предлагали вариант, при котором баптисты могут принадлежать к любой партии, если в ее названии нет слова «социальный». Однако Баптист отвергал такое предложение. «Ясно, – утверждал он, – они не пойдут за социалистами на баррикады, они не примут участие в их делах, но голоса на выборах отдадут им». В то же время, продолжал он, более «наши состоятельные братья», естественно, никогда не будут голосовать за такие партии [Баптист 1918: 84]. Таким образом, Баптист предвидел, а может быть, уже и непосредственно наблюдал социальные противоречия внутри баптистского движения. В то же время он говорит, что само христианство остается общей партией для всех евангеликов, таким образом, продолжая риторику отделения от мира сего, характерную для других реакций на опрос.