Русские беседы: соперник «Большой русской нации»

Вряд ли следует здесь видеть преднамеренную ложь или лукавство со стороны Костомарова, разумеется, вынужденного недоговаривать до конца своих мыслей, а вполне возможно, что и не до конца додумывать их – столь отдаленные и масштабные чаянья, как федеративный славянский союз или федеративное преобразование Российской империи и способы устройства этой федерации, были предметом разнообразных мечтаний, легко способных сменять друг друга – именно потому, что для них не находилось «упора» в реальности.

Необходимо отметить, что тяготение Костомарова к умеренным взглядам и стремление не противостоять, а по возможности найти поддержку у правительства или по крайней мере отыскать по отношению к нему некий modus vivendi вполне обнаруживается уже к 1862 г.: так, если весной 1861 г., отвечая на вопрос Д.Л. Мордовцева о распрях в редакции «Основы», Костомаров писал, что «трудно решить, кто виноват в том смятении, какое царствует в малороссийском кружке, о чем пишет вам Кулиш. Что касается меня, то я нахожусь и с Белозерским, и с Кулишом одинаково в хороших отношениях. У них разные вкусы» (Мордовцев, 1885: 628), то в декабре 1862 г., уже после прекращения «Основы», уведомлял А. Конисского:

«…с г-ном Белозерским теперь у меня ничего общего нет, и если Вы имеете к нему дело, то ему и пишите» (Возняк 1925: 73)[67].

Если многие члены кружка были в это время воодушевлены планами создания современной украинской литературы, то, согласно, например, воспоминаниям В.А. Менчица, суждения о перспективах украинского языка, высказываемые Костомаровым в Петербургской громаде, не отличались от тех, которые он защищал публично:

«Как-то громадяне обратились, помню, к Н.И. Костомарову с таким вопросом: „Каков ваш взгляд, Николай Иванович, на долю, которая ждет украинский язык и наши народные особенности?“ На это Костомаров ответил так: „Как ни печально, как ни тяжело будет вам, г. громадяне, выслушать, а мне высказать, но – „Платон мне друг, а правда – еще больший друг! – гласит латинская пословица… Я полагаю, на основе того, что мне довелось видеть, слышать, читать и изучать, что украинские народные особенности, такие дорогие нашему сердцу, сохранятся только до того времени, пока железные дороги, телеграф и другие достижения цивилизации не пройдут во все закутки нашей родной земли. А как это свершится, они полностью исчезнут с лица земли, как воск растопляется от огня. Ничего от этих особенностей не останется. Общий литературный русский язык целиком выдавит украинский язык, даже из семьи, отовсюду, даже из самых глухих углов. Таков мой взгляд“» (Менниц, 1925: 67—68).

Произошедшее разочарование и переход к последовательно умеренным взглядам на украинофильскую программу проясняет его письмо к Н.А. Белозерской от 4 августа 1864 г., в котором он делится своими наблюдениями над «чешским национальным возрождением»: