Русские беседы: соперник «Большой русской нации»

Чтобы завершить историю попыток Кулиша добиться права печатания своих сочинений вплоть до конца царствования Николая I, добавим, что в 1851 г. он представит в III отделение через члена государственного совета А.В. Кочубея, покровительствовавшего семейству Белозерских, рукопись романа «Петр Иванович Березин и его семейство, или Люди, во что б ни стало решившиеся быть счастливыми». Роман, на сей раз переданный одному из чиновников III отделения для отзыва, произвел крайне неблагоприятное впечатление – в нем нашли «особенные нападки… против аристократии», «при сравнении жизни дворян с жизнью крестьян первая описывается безнравственною, далекою от счастия и менее почтенной, нежели последняя», «простолюдинам даже отдается предпочтение в возвышенности духа», «рыбак Дундук, сын и другие крестьяне представлены в особенно почетном виде, сочинитель с удивлением отзывается об их суждениях и поступках, упоминая же об аристократии, дворянах, чиновниках и богатых людях, везде говорит о них почти с презрением» (КМТ-2: 171). Анонимный рецензент отмечал:

«Должно упомянуть, однако же, что в романе Кулиша находятся и такие места, которые показывают, что он нисколько не желает противодействовать видам правительства. Он думает даже, что многие из его мыслей разделяет правительство наше… самое то, что Кулиш не таил своей рукописи, но представил ее на рассмотрение III отделения, доказывает, что он не понимает запрещенное™ своего романа. Это ученый, кабинетный человек, который так простодушен, что думает, будто он знает аристократов, богачей и высший свет, тогда как вовсе их не знает, который хочет, чтобы все, даже крестьяне, были образованы, услаждались бы высшими удовольствиями, не предвидя, какое зло произойдет от такого порядка дел, который почти прямо излагает мысли, приближающиеся к коммунизму и социализму, не понимая, что это противно монархическим началам и клонится к нарушению общественного спокойствия» (КМТ-2: 174).

В результате Дубельт писал Кулишу 24 января 1851 г.: «Гр. Алексей Федорович, прочитав сочинение ваше, изумился, до каких ложных суждений о людях и о счастьи народном дошли вы в чаду вашей мнимой образованности. Неужели, по вашему мнению, счастие в Западной Европе, неужели вы не видите, что там нет ни веры в бога, ни уважения к властям, ни порядка, ни спокойствия и что до этой бездны доведены государства именно теми путями, которые вы раскрываете в вашем романе. Его сиятельство не только советует, но и приказывает вам решительно забыть те идеи, которые, к несчастию, так глубоко вкоренились в уме вашем и которые не изменились даже после внушений, сделанных вам в 1847 г., и если вы не можете дать иного, более прямого и справедливейшего направления вашим мыслям и понятиям, то лучше ничего не пишите, ибо подобные письмена рано или поздно неминуемо приведут вас и ваше семейство к такому бедствию, которого уже никакая власть и никакое участие не в состоянии будут отклонить вас» (КМТ-2: 175–176).

Кулиш внял этому предостережению, и следующая попытка была предельно осторожна, теперь он представил в цензуру в апреле того же года две брошюры, переведенные им с английского: «Аз есм или глас Иисуса в бурю» и «Прииди ко Иисусу», самого благочестивого содержания. Теперь уже, видимо, и терпение Дубельта было истощено, и он оставил резолюцию, объявленную автору:

«Надобно служить и стараться, чтобы его забыли, тогда вспомнят» (КМТ-2: 179).

После этого Кулиш уже вплоть до перемены царствования новых ходатайств о допущении его собственных или переведенных им текстов к напечатанию не возобновлял.