Русские народные сказители

Было у нас да во Царе́-граде,
Да не бшто ни дядины, ни вотцины,
Да жил как был прозвитель царь,
Прозвитель-от царь Иван Васильевич.
А была семья его любимая,
Ишша был у его только бо́льшой сын,
А и большой сын Фёдор Ивановиц.
Говорыл как он таково слово:
"Що по этому мосту по калинову
А много было и хожено,
А много было и езжено,
А горяцей крови много пролито".
Ишша тут за беду стало,
А за ту круцинушку великую.
Он крыцит-зыцит громким голосом:
"Уж вы эх, палацы немилосливы!
Вы берите царевица за белы руки,
Вы ведите царевица во цисто полё,
Вы ко той ко плахе ко липовой,
Вы рубите его да буйну голову,
Вы на той на плахе на липовой".
Ишша все палаци испужалися,
Ишша все палаци устрашилися.
Как един пала́ц не устра́шился,
Тут Скорлютка-вор, Скорлатов сын,
Он берет царевица за белы руки,
Он ведет царевица во цисто полё,
Он ко той ко плахе ко липовой.
А во ту пору, во то времецько
Перепахнула вестка за реку Москву,
А во тот же во Киёв-град,
А к тому же ведь ко дядюшке,
А к тому же Микиты Родомановицу:
"Уж ты ой еси, наш дядюшка,
Уж ты же Микита Родомановиц!
Уж ты знаёшь ле, про то ведаёшь:
Как помёркло у нас солнцё красноё,
А потухла звезда поднебесная, —
Как погиб царевиц за рекой Москвой,
А и большой-от Фёдор Ивановиц?"
Ишша тут же ведь как ведь дядюшка,
Ишша тот же Микита Родомановиц,
Он ведь скацёт с постелюшки с мягкою,
Он одел как сапожки на босу ногу,
Он хватил тулуп за един рукав,
Он крыцит-зыцит зыцным голосом:
"Уж вы ой еси, мои конюхи!
Подводите мне и добра́ коня".
Он ведь скоро скацёт на добра́ коня,
Он ведь гонит тут во всю голову:
"Разодвиньтесь-ка да вы, народ божий!"
Он застал Скорлю́тку на за́махи:
"Ты Скорлютка-вор, ты Скорлатов сын!
Ты не за свой гуж ты примаишься,
А кабы те гужом подавитися".
Он берет царевица за белы руки,
Он садил царевица на добра коня,
Он сам коня в поводу повел,
Говорил таково слово:
"Ты Скорлютка-вор, ты Скорлатов сын!
Ты поди, Скорлютка, во цисто поле,
А сруби у татарина буйну голову,
Ты приди к царю — на стол клади
Ишша сам говори таково слово:
"Ишша то дело у нас сделано,
Ишша та работушка сроблена".
Он пошел ведь тут во цисто полё,
Он срубил у татарина буйну голову.
Он пришел к царю — саблю на стол кладёт:
"Ты прозвитель царь Иван Васильевиц!
У нас-то ведь дело нынь сделано,
У нас та работушка сроблена".
Зажалел как тут прозвитель царь,
Зажалел как он своего сына,
Ишша большого Фёдора Ивановица.
Ишша сам говорил таково слово:
А как по́ воре да по Гагарине
Ишша много есть как жало́бных тут,
А по моём по сыне по Фёдоре
Никого-то нету жало́бного".
Приходила панихида шестьнедельная,
А прозвитель царь Иван Васильевиц
А походит он поминать сына
А и большо́го Фёдора Ивановица.
А идет ведь он мимо Киёв-град,
Мимо дядево-то подворьицё.
А у дядюшки и за пир такой,
Ишша що тако за весельицё.
А скрыцал как тут прозвитель царь,
Он скрыцал ведь тут громким голосом:
"Уж ты ой еси, мой дядюшка!
Ишша що у тя и за пир такой?
Ишша що у тя и за весельицё?
Ты не знаешь ле не ведаёшь:
А помёркло у нас солнцё красноё,
А потухла звезда поднебесная —
Как погиб царевиц за Москвой-рекой,
Ишша большой-от Фёдор Ивановиц?"
Как выходит тут его дядюшка,
Ишша тот жа Микита Родомановиц,
Он выходит тут на красно крыльце.
Говорил как тут прозвитель царь:
"Уж ты ой еси, ты мой дядюшка!"
Ишша ткнул копьем во праву ногу:
"Ишша що у тя и за пир такой?
Ишша що у тя за весельицё?
Ты не знаёшь ле не ведаёшь:
А помёркло у нас солнцё красноё,
А потухла звезда поднебесная —
А погиб царевиц за Москвой-рекой,
Ишша большой сын Фёдор Ивановиц?"
Говорит как тут его дядюшка,
Ишша тот же Микита Родомановиц:
"Уж ты ой еси, мой племянницёк,
А прозвитель царь Иван Васильевиц!
Уж ты хошь — цем тобя обрадую,
Тебя большим-то сыном Фёдором,
Ишша Фёдором тебя Ивановичем".
Он выводит царевица на красно крыльцё.
Взрадовался тут прозвитель царь:
Он берет тут ведь своего сына,
Он берет его за белы руки,
Он целуёт в уста во сахарны же,
Ишша сам говорил таково слово:
"Уж ты ой еси, ты мой дядюшка!
Ишша цем тобя буду жаловать?
У тя злата-то, серебра не мене моего".
Они пир срядили, пировать стали.