Русские народные сказители

Илья Муромец

Во городе во Муроме, во селе Карачарове жил-был прожиточный человек. У их не было никого детей. Они жили до глубокой старости и стали у бога просить, чтобы дал им бог какого-нибудь де́тища, и вот тогда родился у них сын, назвали ёго Ильёй. Он был на рода́х испорцёной и лежал без рук, без ног. Отец-мать ёго плакались: "Вот бог даёт людям де́тище, при старости опору, а при смерти на поми́н души. А нам дал кали́ку без рук, без ног". И пролёжал Илья ровно тридцать лет.

Раз ушли отец с матерью на́ поле, и приходят к нёму две кали́ки перехо́жие и просят милостинку Христа ради. Он начинает им говорить: "Ох, кали́ки перехо́жие, не могу я встать, не могу я встать и вам милости́ну подать. Вы откройте шкап да возьмите себе, что надо". Потом стал их спрашивать: "А что на Руси делается? Как живет Соловей-разбойник?" Он раньше слыхал про Соловья́. Отвецают кали́ки перехо́жие: "Да что Соловью жить? Живет он неплохо. Загородил дорожку прямоезжую и царствует тридцать лет, и сидит он на двенадцати дуба́х. Раньше до Киёва было́ езды три дня, а теперь в объезд три года́. Сидит Соловей и свищёт по-соло́вьему, и лаёт, собака, по-собацьёму, и крицит, зверь, по-звериному. Но-ко, вставай, Илья, прошел твой срок тридцать лет, подымай-ко свои руки́, но́ги резвые", — говорят калики перехожие.

Вот Илья нацинает руку подымать, подымается. Стал ногу растяга́ть, растяга́ется: и стал Иле́юшко на́ ноги. Говорит кали́ка перехо́жая: "Ну-ко, принеси́ у отца из погрёба пи́ва эту чашку полную". И пошел Илья в глубо́кой погрёб, и зацерпнул эту чашку пи́ва полную, и приносит эту чашку кали́ке. Кали́ка передаёт другому калике. А этот передает чашку́ Илье: "На-ко, пей Илеюшко, эту чашку пива, и мы спросим тебя, каково́ будет?" Когда выпил Илья на один дух, и спросили кали́ки: "Ну, каково, Илеюшко, в себе поцувствовал силушки?" Отвецат Илья каликам перехожиим: "Во мне силушки? Как бы был столб от земли до неба, в том столбе золото́ кольцо, и я бы за это схватил кольцо, и перевёрнул бы всю землю-матушку". То говорит калика другому: "Церез меру мы силы Илье дали, надо сбавить, а то не будет ёго носить мать сыра земля". Потом сказали Илье Муромцу: "Ну-ко, сходи, Илья Муромец, принеси чашку пива из погрёба". Вот пошел Илья второй раз за пивом. Приносит чашу пива и передаёт калике перехожей. Калика передал второму и дает пить Илье Муромцу: "Ну, пей, Ильюшенька, теперь втору́ ча́рочку". Выпил Илеюшко на единый дух. И спросил калика перехожая: "Ну, каково́, Илеюшко, чувствуешь в себе силушки?" — "Во мне силушки во половинушку", — отвецает Илья Муромец, сын Ивановиц.

Да, говорит калика опять перехожая: "Ну, Илья Муромец, сын Ивановиц, тебе смерть не пи́сана во цисто́м поле. Со всема́ сражайся на бе́лом све́те, только не сражайся с одним со Святогором с богатырём. Святогора-богатыря мать сыра́ земля не носит, и он только ездит по крутым борам, скацёт на своём добро́м коне. Да, потом не сражайся с ро́дом Нику́линым. У ро́ду Нику́лина ангельской волос есть, не победить тебе ёго, и ёму тебя, да еще не сражайся с Иваном Деревенщиной, у нёго тоже есть ангельской волос: он знает про житьё-бытьё и что деется на святой Руси".

Теперь ему еще говорят: "Ну, Илеюшко, твой конь только сейчас родился, на котором ты будешь ездить. Вот ты пойдешь из своёго города, и зайдёшь в одну деревёнку, и стретишь — старик ведёт трех лошадей. Одна лошадь во тысяцу рублей, друга́ лошадь в две тысяци, а третья лошадь — уже цены нет. Залагай отцовско имущество и откупи эту лошадь, она будет по виду хуже всех. Потом корми эту лошадь один год и уж после этого поезжай куда хошь. Вот и поезжай, поклонись ко гробу господнему, поклонись гробу этому и до тех пор не кровавь своёго меца. И тебе, Илеюшко, когда будет оцень трудно, то спомяни нас, тебе будут в цистом поле такие слуцяи́. И когда ты спомнишь нас, в тебе силушка прибавится непомерна: победишь противника в любу́ по́рушку".

И разошлись кали́ки перехожие. И пошел Илеюшко на бе́лой двор: подбирать житьё-бытьё отцовское — стал распахивать бе́лой двор. И вдруг идёт ёго отец и мать. Мать и говорит отцу: "Ну-ко, смотри, отец, полюбуйся-ко, смотри, Илеюшко пашет нам бе́лой двор". — "Ох, ты, баба моя женоцка, ты ведь глу́па совсем, разве мыслимо, что цёловек лежит без рук, без ног тридцать лет, разве может он пахать наш бе́лой двор?" Она говорит опять ёму: "Да смотри, ведь это Илеюшко пашет наш бе́лой двор". — "Ох, ты, глупая баба, если бы ты не жена мне была, я бы тебе за это голову срубил, где же он может пахать, как такой расслабленной был?"