Русские народные сказители

В поле навстречу идет ему кабан. Носом роет, хвостом боронит, взади хлеб растет. А как скоро увидел царя, он тотчас же хотел его пожрать. А как он вынул носовой платочек, махнул на него, и он как будто бы вкопанный и приученой остановился. И вот обратно пошел Феодор, а кабан за ним. Он не взирая на то, что во дворе так чисто и так убрано, когда уж так заинтересовалась царица, и он пошел по ограде — и вот вепря-кабан не глядит ничего: носом роет, хвостом боронит, взади хлеб растет.

Царь дает строгий приказ хлеб убирать и просит царицу повиноваться. А царица-то со страху забежала в терем и с терему просит в трепете Феодора, чтоб он убрал этого кабана: "А то ведь, пожалуй, он и все тут у нас приворотит".

Царь Феодор показал ему посохом, и он пошел в чистое поле. Носом роет, хвостом боронит, взади хлеб растет. А там все же таки за ним убирают хлеб.

День прошел уже к вечеру, а царь Феодор отправился на вечернюю прогулку, а царица не успела опомниться с удивлением, она даже не могла его подозревать.

А он к брату — отдал ему платочек и посох. "Вот дак уж и, братец, у вас платочек и посох очень замечательные". — "Смотри, брат, помалкивай. Ничего, это все нам будет доступно".

И пошел брат домой. Приходит, и зажили они опять по-старому. Живут-поживают, жизнею наслаждаются, конечно.

Царь ничего этого не подозревает, а царица все же таки его выслеживала через девку Чернявку. И стала сумнение иметь: "Однако это брат все проделывает, не сам же он".

Однажды семь часов утра государыня опять-таки с царем так любезно обходится, все ему ласки предоставляет. Куда уж, в восхищении царь, не нарадуется всему этому. "А что же, Федя, я слыхала: правда или нет?" — "Что такое опять?" — "Старые люди говорили, когда я была еще в девицах, где-то есть за тридевять землями, тридесять морями, есть сорокопегая кобыла. На кажной пежине у ей по сороку жеребцов. Это, знаете, сорокопегая кобыла. На кажной пежине у ей по сороку жеребцов — сорок пежин у ей было, и в каленой пежине табун — целое богатство в государстве".

Она стала его просить, нельзя ли воспользовать ему кобылу как-нибудь. "Ну и что же, — Федор сказал, — это я помогу. Я подумаю, можно ли ее достать".

И однажды он вечернею порою удалился на прогулку, конечно, и опять же к брату, любезным разговором с братом. Он опять же не указывает на царицу, а указывает на своего родителя покойного, где-то вот есть сорокопегая кобыла, и на кажной пежине по сороку жеребцов. "Может быть, это в сказке, а может быть, это правда. Если только правда, не достанешь ли, Ваня, так эту кобылицу?" — "Да где же это, братец, это ведь надо подумать!"

Очень даже благодарен остается брат, что думает. Ну уж думает: "Удовлетворю-то я все-таки свою царицу".

И вот, значит, уходит брат домой. А Иван-царевич обращается к своей царевне. Рассказывает всю эту историю. Царевна отвечает: "Так, пожалуй, можно. Вот, пожалуй, сегодня же мы и поедем".

И вот она сейчас вынимает свой сундучок, а из сундучка вынимает ковер-самолет, и садятся они на ковер-самолет, поднимаются выше леса стоячего, выше облака ходячего. Тогда полетел ковер-самолет за тридевять морей, за тридесять земель, в чистое поле, в широкое раздолье, — там ходит сорокопегая кобыла, и так, значит, на кажной пежине по сороку жеребцов.

И вот тут-то она дает ему, значит, уздечку тесмённую и отправила его, значит, навстречу кобылице.

И кобылица на него кинулась, свирепо хотела забить его копытом. И он махнул на ее уздечкою тесменною. И он, значит, поймал ее на уздечку тесмённую и приехал к царевне.

Царевна вынула чего-то и дала поесть кобылице и сама сейчас же на ковер-самолет. И обратно в путь.

Вечерком приходит к ему брат: "Ну что, как, брат, придумал, как, можно ли кобылицу достать?" — "Да что, брат, завтра же одевайся в свою пастушескую одежду. И на вот тебе ветку зелени и вот эту уздечку. Когда кобылицу ты увидишь в поле, махни на ее этой уздечкой, и она станет как вкопанная. Надевай на ее уздечку и веди в государство, а когда не понравится твоей царице эта кобылица, то вывести ее в улицу и скормить ей эту ветку зелени. Тогда может она удалиться".

И вот приходит брат домой очень так свирепой, и государыня приходит ему в спальну, спрашивает его: "Что, Федя, вы такой печальный?" — "А как мне не печалиться, когда только на словах твои ласки. Опять же заставляешь мне пастушескую лопоть одевать". — "Ну да уже ладно, Федя, теперя как-нибудь поладим".

И Федор-царь ложится спать, так что утром поднялся, еще царица спала. Надиёт он на себя пастушескую ло́поть, и пошел он в чистое поле, в широкое раздолье, и увидал он там, на зеленой мураве ходит сорокопегая кобыла, на кажной пежине по сорок жеребцов. И он стал к ей подходить, и вот она бросилась на его, хотела забить его копытами, и вот он махнул на ее уздечкой тесмённой. Которая сейчас же стала, как вкопанная.