Русские суеверия

Обычно они незримы и ночью бродят по избе. Как и все скончавшиеся скоропостижно либо без крещения, игоша – не находящий успокоения умерший, одновременно – «беспокойный дух дома»: проказит, вредит, если его не признают за домового 〈Черепанова, 1983〉; считается «большим озорником» 〈Забылин, 1880〉.

Сведения об игоше немногочисленны. Иногда он предстает безруким и безногим – «неполным», отличным от людей (видимо, едва оформившимся, едва явившимся на свет).

ИГРЕ́Ц, ГРЕЦ – припадок кликушества; нечистый дух, бес, черт; домовой.

«Игрец ее знает!» (воронеж.); «Игрец с тобой!» (рязан.); «Игрец их расшиби!» (тамбов.).

Название «игрец» («играющий, игривый») характеризует «причудливую» природу многих нечистых духов, которые неустанно досаждают людям.

По поверьям Орловской губернии, игрец (домовой) «шутит» над людьми и скотиной. Игрецом мог именоваться бес, вошедший в больного, припадочного человека и безжалостно им «играющий», ср.: «…игра недоброй силы вводит человека в болезнь» 〈Буслаев, 1861〉.

В числе угрожающих человеку существ игрец упоминается в заговорах. «Сохрани, Господи, и помилуй раба твоего, больного [имя], от черного глаза, от мужского, от женского, от денного, от полуденного, от часового, от получасового, от ночного, от полуночного, от всех жил, от всех пожилков, от всех суставов, от белого тела, от желтой кости, от родимца, игреца, от черной печени, от горячей крови. Спаси, Господи, и помилуй яго. Не я яго придуваю, не я прикалываю, а Матушка Пресвятая Богородица, своею рукою, своею пеленою, своим крестом и животворящею силою. Во имя Отца и Сына и Духа Святого. Аминь» (воронеж.).

В Центральной и Южной России «игрец» – наименование черта в бранных выражениях.

ИКО́ТА – разновидность кликушества; персонификация болезни; нечистый дух, вселяющийся в человека и вызывающий нервные заболевания (истерические припадки, кликушество).

«Мати Санкова на пожню поехала, ей икота забралась в рот. Ротом она залезла ведь. Человек помре, икота выходит» (арханг.); «Пришла к вам попросить и помолить от икотов, от ломотов» (амур.).

Икоту (как и многие болезни) представляли в облике вселяющегося в людей (самостоятельно или по воле колдуна) существа, духа, беса. Согласно рассказам жителей верховьев Камы, поселяющаяся в человеке икота может иметь вид мухи, а изгоняемая – лягушки или крысы (но при этом «имя ее всегда мужское») 〈Никитина, 1993〉. На Алтае, как отмечал Зеленин, нервную икоту тоже считали возникающей из-за сидящей в человеке лягушки.

Некоторые из жителей Пинежского района Архангельской области полагают, что икота – «вроде мухи» – «на ту же букву заходит, на како имя» (имя ее начинается той же буквой, что у больного). В быличке этого же района икоту «привязывают лешачихи» 〈Черепанова, 1996〉.

Считали, что икота способна «залетать» в неправедных, некрестящихся (то есть практически в любого человека – «все грешны»). Она вселяется в зевающих, ругающихся (арханг.). Икота, не нашедшая жертвы, может существовать сорок дней (согласно другим поверьям, она «живет годами»). О поведении бесприютной (и, соответственно, немой) икоты сообщают икоты других людей, ср.: на отпевании икотницы икота другой больной сообщает присутствующим, что ее товарка покинула умершую, сидит на воротах и ждет молодую девушку, чтобы в нее вселиться (верховья Камы).

Поведение икоты определяло и поведение больного, течение заболевания: «Икота входит в людей и кричит» (Сев. Дв.); во время нервного припадка «говорит икота» (арханг.). «В одном человеке может быть две икоты, например своя и материнская. Икота часто вредит хозяйке (женщине, в которой поселилась), поскольку „говорит всю правду“ (то есть изъясняется по своему усмотрению, невзирая на лица») (верховья Камы) 〈Никитина, 1993〉.

В Калужской губернии припадок «напущенной по ветру» икоты описывали так: «…внутренний жар, судорожное движение членов, такое же икание, причем страждущий то икает тяжко, то криком своим подражает крикам птиц и животных. Все это сопровождается известными припадками, время которых назначается самим порчельником (напустившим икоту. – М. В.). Припадки называются черною немочью, отчего, кажется, и произошла брань: „Черная немочь тя возьми“. Утверждают, что страждущий икотой одержим злым духом, который и испускает пронзительные крики» (самые мучительные – при чтении Евангелия, пении Херувимской песни и каждении ладаном) 〈Ляметри, 1862〉.

Лечат икоту знахари. «Недолеченная икота – немтая, она не говорит, только „ухает“. В результате успешного лечения больная родит какую-нибудь неприятную мелкую тварь… Это и есть икота, или пошибка. Ее кладут в туес и бросают в огонь с воскресной молитвой. Пошибка ревет в печи на разные голоса. В это время крестят печную заслонку. Если икоту не сжечь, а просто закопать в землю, то она выйдет оттуда и снова в кого-нибудь вселится» (если икота «доживет до старости», то «идет в осину») (верховья Камы) 〈Никитина, 1993〉.