Русские суеверия

«Старший лесовик» («лес честной – царь лесной») предстает величественным стариком – патриархом в белых одеждах. Он справедлив и «праведен», без причины не тронет человека (олон.); у него белая борода, высокий колпак, кнут, пощелкивая которым он может гнать стадо волков; он – «сивый старичок, окруженный волками» (смолен.).

Некоторые черты в облике лесного властителя, лесного царя перекликаются с соответствующими же чертами в облике святого Егория, «волчьего пастыря» и покровителя пастухов, охотников (см. БЕЛЫЙ ДЕДУШКА). Подчиненные старшему лесовику лесные духи не столь благообразны, их отношение к людям двойственно.

Излюбленное время лесовиков – сумерки, ночь. Но в полумраке лесной чащобы, на дорогах и тропинках они появляются и утром, и днем. Нередко леший возникает-исчезает внезапно, «что в народных рассказах выражено глаголами одного синонимического ряда: растаял, сгас, сгинул, пропал, потерялся, нет никого, не стало, ничего не осталось» (а также «чудится, блазнится, привиделось, прикстилось») 〈Криничная, 1993〉.

«Распорядок жизни» леших соотнесен и со сменой времен года, и с крестьянским календарем. С первыми морозами лесовики «проваливаются» сквозь землю, а весной «выскакивают из земли» 〈Никифоровский, 1875〉. Лешие празднуют весну, особенно Пасху. Они принимают в дар «христовские яички» (которые очень ценят), иногда – христосуются с людьми.

Отмечен в «календаре леших» и канун Иванова дня (6 июля): лесного хозяина в это время можно увидеть и заключить с ним договор (арханг.).

Праздник лесных владетелей – 2 августа (Ильин день), когда «открываются» волчьи норы, а звери и гады «бродят на свободе». 4 сентября, в день Агафона-огуменника, лешие выходят из леса и бегают по селам, деревням, стремясь проникнуть на гумна, раскидать снопы, «потешиться над соломой». (Крестьяне стерегут свои гумна в тулупах навыворот, с обмотанными полотенцами головами и кочергами в руках.) 〈Сахаров, 1849〉.

Одно из самых значимых празднеств лесных духов – 27 сентября, Воздвиженье. Вплоть до недавнего времени крестьяне старались не ходить в этот день в лес, опасаясь попасть на сборище змей, зверей и лесовиков. «Во многих областях Белозерского уезда существует обычай убирать с полей весь домашний скот и заставать его на двор в ночь против Воздвиженья, то есть на 14 сентября (по старому стилю). По народному поверью, в эту ночь сходятся лешня на лужайку среди дремучего леса, куда сгоняют всех диких зверей и домашний скот, оставшийся на полях. Духи начинают игру и проигрывают друг другу зверей, а домашний скот пожирается на этом сборище волками и медведями» (этим объясняется внезапное исчезновение той либо иной породы зверей, птиц из какой-либо местности).

«Случалось слышать рассказы о том, что одному мужику удалось случайно отыскать место такого сборища: луг весь был выбит и исцарапан когтями зверей, а один из леших оставил здесь берестяной лапоть длиною в сажень». «На Звижнев день варили пиво ушатами. Выносили вольному (лешему) ушат пива и просили сплясать или спеть. Но если сплясать, то всё повалится» (волог.) 〈Черепанова, 1996〉.

«Отгуляв» в Воздвиженье, лешие уходят на покой, под землю. В некоторых губерниях «последним праздником» леших считали Ерофеев день (17 октября), когда лесные хозяева «в полянах вырывают землю на семь пядей, загоняют зверей по норам, а сами проваливаются сквозь землю, откуда и появляются затем весною» 〈Сахаров, 1849〉.

По столь же распространенным представлениям, леший обитает в лесу на протяжении всего года, в том числе зимой, поздней осенью.

Образ лешего, лесного «хозяина» – один из центральных в поверьях и быличках крестьян многих регионов России: издревле жизнь здесь была связана с лесом. По материалам судебников XV–XVIII вв., «та деревня признавалась уже безлесною, в полех, от которой лес был хоть верстою дальше десяти». «При лесном местожительстве и промышленные угодья, и урочища жителей северных находились большею частию в лесах и назывались „лешими“, например: лешие озера, лешие реки, полешие леса»; здесь «не только миряне, но и священники вполне верили, что волхвы, которых на финском севере было чрезвычайно много и в числе приверженцев которых встречаем даже священников и дьяконов, – волхвы могли наводить и наводили на людей леших и водяных. Духи эти, „по захождении солнечном“, являлись будто бы в домах, то в виде „пламени синего и сильного вихря“, то зверским образом, „мохнатыми с хвостами и кохтями“, „кликали человечьим гласом, яко всем людям слышати“, и уносили девиц в воду, в леса и на холмы» 〈Щапов, 1906〉.