Русские суеверия

Это широко бытующее поверье составляет основу многочисленных быличек и легенд. «Удавленники раньше ночью бегали по селу. Черти на них смолу, воду возили…» (новг.). В разных регионах России неоднократно записывался сюжет об опойце-коне, удавленнике-коне, то есть о «подковываемом грешнике»: его приводит в кузницу черт. Понятия о «езде» на умершем грешнике как о безраздельном им овладении переплетаются с представлениями о перемещении стихийных сил и «сильных» покойников в обличье летящих коней, всадников («езда на мертвеце» сопровождается ветром, вихрем, свистом).

В крестьянских верованиях, испытавших воздействие церковной проповеди, самоубийцы – греховные люди, поддавшиеся наущениям нечисти. Бытовали воззрения, согласно которым «удавленников толкает в петлю черт». «Случается, что многим удается побороть желание черта, тогда в заранее приготовленной петле часто находится обрубок бревна, втолкнутый раздосадованным чертом. Душа удавленника принадлежит черту. Заполучив ее, последний устраивает пирушку при участии своей жертвы» (забайкал.). «На самоубийц народ смотрит с сожалением – „погубил свою душу не из чего“» (новг.) 〈АРЭМ〉.

Соответственно самоубийцы становятся после смерти «скотиной нечисти», ср. поговорку: «Черта потешил, барана из себя сделал». «Душа самоубийцы оборотится бараном и будет жить у Сатаны с чертями» (Новг., Череп.).

Смерть опойцы (пьяницы) также приписывают проискам сил зла, овладевающих человеком (см. ПЬЯНЫЙ БЕС).

В XIV–XVI вв. тела самоубийц, опойц, утопленников не погребали наравне с прочими, а, согласно с церковными правилами, зарывали без отпевания. До 1771 г. таких мертвецов хоронили в «убогих домах» 〈Гальковский, 1916〉.

Церковные власти отстаивали определенный (хотя и не по обычному обряду) порядок захоронения умерших неестественной смертью, борясь с обычаем оставлять их в местах гибели, бросать в топи и т. п. Крестьяне избегали хоронить заложных покойников в земле, опасаясь «оскорбить» ее и вызвать «неблагоприятные для произрастания хлебов климатические явления» 〈Зеленин, 1916〉.

Погребение «не по обычаю» (как и непогребение трупов заложных) провоцировало стихийные бедствия. В XVII в. причиной небывало сильных холодов сочли незахороненный труп Лжедмитрия. Ср. крестьянские поверья: «Около Миколы (накануне 22 мая) дуют вешние ветры – тела лежат поверх земли непохороненные, вот ветры и дуют» (сибир.). «Если в мае наступают сильные холода, то или кто-либо утонул, или же развертывается дуб» (Боровск). «Если летом стоит долгое время дождливая погода, то причина этому относится к непогребению лежащих где-нибудь в воде или уреме утопленников. Если же найденный труп похоронен и погода стоит все же суровая, то ненастье относят к тому, что на христианском кладбище тот утопленник или другой какой-нибудь самоубийца, почему и вбивают в его могилу осиновый кол. В некоторых деревнях практикуется секретный способ вырывать из могилы труп удавленников или опойц и, отвезя его в болото, заталкивать в трясину. Несколько лет тому назад в одной деревне был проделан такой обычай над одним опойцем, преданным земле на христианском кладбище по распоряжению полиции» (уфим.) 〈Колесников, 1890〉.

В XIX–XX вв. погребение самоубийц, опойц, умерших без покаяния – результат компромисса между церковным каноном и желанием родственников схоронить покойного с соблюдением хотя бы части требуемых обрядов. «Самоубийц раньше хоронили за кладбищем, теперь в ограде» (сибир. и др.).

Церковь боролась и с давним, но устойчивым взглядом, согласно которому неестественная, скоропостижная либо насильственная смерть – «знак мудрого благожелательства богов». Она «избирает», приобщает погибшего к высшим силам универсума.

Вплоть до начала XX в. часть скоропостижно умерших относили к «счастливым». «Кого убило громом, тот попадает в Царство Небесное» (костр.); смерть от грозы – счастливая, самая легкая (твер. и др.). «Убитого грозой» сам Бог призвал к себе (тульск.). «Хорошо быть „убитому громом“. Сам Господь таким образом убивает человека, а потому и все грехи ему прощает» (рязан.) 〈Семенова, 1898〉. Ср. название грозы: «Божья милость», «Божье милосердие». Представления об «избирающей» либо очищающей смерти от молнии 〈Зеленин, 1916〉 перетолкованы христианством: «убитый грозой» праведен, потому что невинно пострадал из-за спрятавшегося за него (в него) беса, преследуемого молнией.

Сюжеты, варьирующие тему скоропостижной смерти и грозы, получили распространение в традиции XIX–XX вв. Охотник убивает беса, который прячется от молнии в воде. Ангел обещает ему за это исполнение любой просьбы. Охотник желает «получить Царствие Божие» и через два дня на третий «умирает с покаянием» (воронеж.). Крестьянин, мечтающий попасть в рай (вместе с родными), хочет, чтобы его «грозой убило», а жена «родами померла» (новг.).