Русские травести в истории, культуре и повседневности

Прощай! Сейчас мы расстаемся
Надолго. Слез моих не жди.
Давай покрепче обоймемся
И горе схороним в груди.
Часы бегут – целуй смелее,
Дай выпить счастие до дна.
Ему отдавшись горячее,
Уйдем в мечты златого сна.
И чем нежнее будет ласка
И поцелуй горячий твой;
Чем упоительнее сказка
Любви могучей и святой, –
Тем тяжелее пробужденье,
Прощанья сумрачная тень,
Тоски последнее моленье,
Угасшей грезы хмурый день.
Разлуки призрак все темнее,
Бледней предутренняя мгла.
Иди ж скорей – целуй смелее,
Дай выпить счастие до дна.

От депрессии спасла работа. Отец поговорил с нужными людьми, и Веру Игнатьевну взяли хирургом в только что открытую больницу при цементном заводе у деревни Боровка. Там производили безупречный цемент по безупречным американским технологиям. Все остальное в жизни завода определяли технологии сугубо российские. Больница существовала, но лишь на бумаге. В действительности это был грязный барак, набитый до отказа пригульными людьми, – ни белоснежных палат, ни смотровой, ни операционной. Пришлось их строить с нуля. Но чем тяжелее была работа и борьба с заводскими бюрократами, тем легче княжна переносила тоску. Профессор Ру с его полированной блестящей клиникой и тихая любимая Рики не выходили из головы. Нужен был чистый белый лист: пусть будет только «сейчас», только сиюминутные дела. С прошлым покончено. Ей нужно было выбить, выработать из себя сожаление, любовь, ностальгию, запахи, слова, память.

Сделали ремонт, обустроили палаты, привезли столы, инструменты, лампы, обогреватели. В октябре 1901-го Гедройц провела уникальную операцию: выправила бедному скорченному мальчонке тазобедренные суставы. Через несколько месяцев он впервые встал на ноги, распрямился, пошел. Местные жители решили, что это чудо. Сама Вера Игнатьевна назвала чудом другое событие: в 1903 году, сдав экзамены и легко пройдя аттестацию при Московском университете, она получила звание женщины-врача. В России на большее рассчитывать не приходилось.

Жизнь налаживалась, ностальгия отступала, любовь к Рики утихла. Княжна очень увлеклась Натальей, Нетти, верткой, изящной, обольстительной стрекозой. Она впервые после Швейцарии отпустила на волю чувства, стала надеяться на что-то. И обожглась – девушка предпочла мужчину. От Рики письма приходили все реже, Гедройц понимала: она не приедет, не оставит Швейцарию, ведь ей так хотелось нормальной жизни, семьи, детей, уютного, пусть даже мещанского быта. В России все это было невозможно. Им следовало забыть друг друга. Пришло время ставить точку. Импульсивная Гедройц впервые не сумела с собой совладать: заперлась в комнате, извлекла из тайника пистолет и нажала на курок. Ее чудом спасли.

Самоубийство стало перерождением. Смертельное ранение излечило от глупых любовей и депрессии. Вера Игнатьевна заставила себя жить – не ради Рики и пошлых неверных стрекоз, а только ради профессии. Она действительно тогда покончила с собой – чувственной, влюбчивой, ранимой. Она стала железным, бескомпромиссным бесполым хирургом, который лишь ночами давал слабину – сочинял стихи о любви, всегда несчастной, всегда неразделенной.

Весной 1904 года княжна в составе Объединенного передового дворянского отряда Красного Креста отправилась в Маньчжурию, на Русско-японскую войну. Работала остервенело, вытаскивала солдат с поля боя и с того света, оперировала на передовой, под пулями и взрывами шимоз. Быстро, по-мужски приободряла раненого: «Голубчик, будет больно, держитесь как-нибудь» – и резала, отхватывала загнившие части, пилила ноги, извлекала пули. За год войны больше ста операций.

Княжна Вера Гедройц (в центре) с сослуживцами перед отправкой на театр военных действий в составе Объединенного передового дворянского отряда Красного Креста. Фотоателье К. Буллы. 1904 г.

Коллекция О. А. Хорошиловой

Гедройц вернулась с именем и наградами. О ней писали в газетах, много говорили в тылах. Слух о железном хирурге дошел до царской семьи. И когда в 1909 году ее пригласили в Петербург на открытие детской больницы, императрица мгновенно вспомнила эту странно бесполую самоотверженную княжну. Она легонько кивнула в ее сторону, тем самым изменив жизнь Веры Игнатьевны: ее назначили старшим ординатором Царскосельского дворцового госпиталя, начальником хирургического и акушерско-гинекологического отделений, личным врачом царицы и детей.