Русские травести в истории, культуре и повседневности

Анна Сергеевна могла бы погасить накипавшие слухи одним росчерком пера – удочерить Жюльетту после смерти ее матери, Юлии Крюденер. Но упрямая властная княгиня никогда не шла на поводу у высшего света, ни перед кем не заискивала. Никогда не лезла за словом в карман и часто обижала влиятельных и нужных ей людей, но потом искренне каялась, и ей всё прощали. Она ни перед кем не оправдывалась, ничего не комментировала, слухи игнорировала, сплетников презирала. Лишь очень немногим близким людям изредка в паре строчек объясняла свои отношения с Жюльеттой. «Госпожа баронесса и госпожа княгиня – это единое целое. Они образуют одну и почти совершенную сущность, и если одна любит Вас, то и другая тоже» – это послание, адресованное Николаю Раевскому, подписано, что характерно, двумя авторами – Анной Голицыной и Юлией Беркгейм. Переплетенные росчерки лучше слов объясняют близость или, говоря их словами, божественное сродство душ.

Столь же искренни строки, написанные другим друзьям – князю Александру Голицыну и Каролине Собаньской. Живо рисуя картины своего нехитрого холостяцкого быта, Старуха скалы то здесь, то там упоминает «мое второе я», не называя имени. Адресаты прекрасно понимали, о ком шла речь: «вторым я» Голицыной была Жюльетта.

В своих проповедях Юлия Крюденер любила цитировать эффектные слова христианского мистика Сведенборга, будто бы существа, любившие друг друга на многогрешной земле – была ли их любовь счастливой или на вынужденном расстоянии, – в другой жизни, вечной, непременно соединятся, будут «одним ангелом» на веки вечные. И после эффектной отрепетированной паузы, в глубокой растроганной тишине Крюденер добавляла: «Прекрасная мысль, не так ли, друзья». И это лучшая метафора того, что существовало между двумя дамами и что они не могли – или не хотели – определить.

Крюденер отчетливо видела будущее, но была парадоксально недальновидной. Ее намеки на то, что идея Священного союза принадлежит не Александру I, а ей, и только ей, ее неуместные политические заявления о том, как устроить будущее Европы и России, ее призывы к войне за освобождение Греции – все это публика запоминала и доводила до сведения царя. Его ответ не заставил себя ждать: в 1822 году Александр запретил мистические сборища и повелел Крюденер и Голицыной не устраивать салонов. Это значило отлучение от двора, опалу.

Но тем лучше, княгине Голицыной смертельно опостылел Петербург. Кривляки в масках, ядовитый шепот, прислужники царя, ловившие каждое неверное слово, этот мерзкий бабский вздор, сыпавшийся из уст первейших обласканных монархом фрейлин, – все это приходилось терпеть. Опала стала долгожданным освобождением.

Еще в 1810-е годы у Франца Беркгейма появилась идея переселить на дикий, необжитый Крымский полуостров немецких и швейцарских колонистов, опытных садоводов, виноделов, ремесленников всякого рода, которые превратят Тавриду в рай на земле. О проекте узнали при дворе, но хода ему не дали. Нужна была монаршая немилость и железная воля Анны Голицыной, чтобы здравая идея получила воплощение. Княгиня стала душой колонизационного предприятия. Начались сборы, к небольшой компании опальных дам присоединились иностранцы: садовники, бочары, виноделы, маслоделы, желавшие попытать счастье и показать свои умения в далеком сказочном краю.

Граф Михаил Воронцов, новороссийский генерал-губернатор, был чрезвычайно рад принимать в своих владениях, в любимом Крыму, образованных, деятельных, полезных ему изгнанников. Он мечтал не только преобразить Крым, но и сделать ему международную рекламу. Он видел в полуострове большой потенциал: здесь можно было выращивать оливки, розы, миндаль, фрукты, овощи и виноград, а в будущем даже создать великое русское вино, достойного конкурента бордоским и бургундским винам. Конфликт дам-мистиков с императором оказался ему на руку.

Путешествие изгнанниц было нелегким. Сначала по воде на юг – из Петербурга (отчалили от Калинкиного моста) по каналам до Волги; по ней – к Дону, оттуда по Азовскому морю до Крыма. Высадились, наконец, в феодосийском порту. Юлия Крюденер очень болела, едва перенесла плавание. Она и другие колонисты переехали в спокойный обустроенный Карасубазар, но в декабре того же года Крюденер скончалась.

Княгиня Голицына не захотела зимовать вдали от моря, сидеть сложа руки и забавлять колонистов байками. Прямиком из Феодосии она понеслась на Южный берег, в Кореиз, где по совету Воронцова приобрела землю под будущее поместье. Теперь они были не только соратниками, но и добрыми соседями. Рядом, в Алупке, находилась резиденция графа.