Русские травести в истории, культуре и повседневности

Костюм и плетка ей очень шли, подчеркивали крутой нрав и природную мужественность. Современники вспоминали, как во время знаменательного переезда в Крым в 1824 году баркас, несший по Волге героических дам, Крюденер, Беркгейм и Голицыну, попал в шторм, сильно раскачался, грозил перевернуться. И тут на палубу вылетела княгиня, схватила топорик и молодецки, в два удара, срубила мачту. Она недурно владела огнестрельным оружием, хранила в спальне пару пистолей и постреливала по забредшим в ее владения соседским козам и овцам. Она мужественно и беззвучно переносила невзгоды. В письмах к друзьям и покровителям не жаловалась на утлый быт, переменчивую погоду и болезни. Лишь короткие полушутливые замечания: «приустала», «нездоровится», «неважно чувствую, а впрочем, все пустое».

Голицына была не единственной эксцентричной дамой в «шальварах». В то время в Европе много писали о двух странноватых забавных старушках, леди Лланголлен, нежно деливших одну судьбу и один дом в Уэльсе. Они носили одинаковые мужские рединготы, высокие цилиндры, шаровары и этим маскарадом ничуть не смущали своих звездных гостей – Байрона, Шелли, сэра Вальтера Скотта. Вероятно, о них слышала и русская княгиня-травести, зорко следившая за событиями в Европе и выписывавшая всякую журнальную всячину – ее поместье было информационным центром сонного Южнобережья.

Леди Лланголлен. Гравюра XIX в.

В «Записках» баронесса Боде удачно сравнила Анну Сергеевну с другой ее экзальтированной современницей, леди Стэнхоуп. В 1815 году эта именитая британская путешественница предприняла археологическую экспедицию в Ашкелон, для чего придумала себе эффектный наряд – панталоны, османского типа шубу, мужскую чалму; в нем она запечатлена на многих портретах.

Леди Стэнхоуп. Гравюра XIX в.

Голицына, любившая искусство, выкраивала время для позирования художникам. Весьма удачно она вышла на акварельном портретике Петра Соколова. К несчастью, он пропал, осталось несколько литографированных копий, заказанных княгиней у мастера Погонкина. Она дарила их родственникам и близким друзьям, и все находили изображение довольно точным. Анна Сергеевна и сама так считала.

Есть в этом портрете толика салонного изящества: кукольная фигурка, и легкий наклон головы, и эти блондовые кружева, и этот неизбежный уютный мещанский чепчик, тоже кукольный. Он неловко спорит с темным строгим мужским рединготом, которым Голицына смущала гостей. В нем больше правды и потому больше деталей: слегка округлые рукава скроены по моде, лиф застегнут на все пуговицы, никаких вышивок и драпировок. От левого плеча к вороту перекинута цепочка карманных часов. Это важный аксессуар – мужской, серьезный, деловой. Голицына ценила время, не любила болтать, тратиться на пустяки, на красивое аристократическое dolce far niente. Часы определяли ритм ее беспокойной, насыщенной помещичьей жизни.

Многие находили княгиню красивой, Петр Соколов ей ничуть не польстил. У нее привлекательное утонченное породистое лицо, немного на английский лад. Художник мягко выделил достоинства – небольшой, изящно очерченный рот, точеный нос и выразительные лучистые глаза, в которых угадываются острый ум и знаменитая голицынская холодная ирония. Можно только догадываться, каким тонким и обворожительным был оригинал.

Но есть и другой ее портрет, даже более правдивый и точный, – это скала, под которой она построила свой особняк. Резко очерченная, почти черная на фоне пронзительной небесной бирюзы, одинокая, высокая, с крутым отвесным склоном, скала-отшельник, скала-монашенка. И облик, как у Голицыной, полный противоречий: местами голый камень, местами брызги диких роз и сизая пенка вереска. В ее честь княгиня и придумала себе прозвище La vieille du rocher. «Княгиня Анна Сергеевна» (так к ней обращались в письмах) – милое женское имя, ленивое, расхоложенное, уютное, словно чепчик на соколовском портрете. Старуха скалы – раскатистое, демоническое, бесполое. В нем рокоты крымского грома, удары срывающихся в пропасть булыжников, шипенье змеи, свист нагайки. Старуха скалы – демон. Со времен Возрождения демонов (и ангелов) считали существами бесполыми, о чем просвещенная княгиня знала.

Имя, подсказанное крымской природой, подходило ее костюмам, сюртукам, фуражкам, шароварам и противоречивой натуре, нелюдимой и человеколюбивой, расчетливой и экзальтированной, женственной и мужественной. Она по-особому, глубоко верила в Бога. Но современники ощущали в ней что-то дьявольское и за спиной полушутя называли ее La vieille demon, Старый демон. Княгиня не обижалась, только ворчала: «Правы, черти».

«КАНОНИССА» И «ГРАФИНЯ»

В демонических делах у Голицыной была наперсница – молодая француженка мадемуазель Жакмар. Дамы благородно разделили крымские сферы влияния: Голицына правила скалами, Жакмар – судакской пустыней. Жила она у холма Алчак, лысого, покатого, с кустистым пушком у висков и глубокими морщинами, стянутыми к самой макушке. Холм был похож на чело мудрого старца. Жакмар его очень любила.