Русские травести в истории, культуре и повседневности

После удушливого сизого Петербурга, сыпавшего колючей снежной крошкой, усыплявшего морозными вихрями, душившего студеными туманами, Крым казался землей обетованной. Словно бы пелена спала с глаз, хотелось щуриться от звонкого слепящего солнца, пронзительно-синего неба, искрящегося моря, взбивающего остро-белую пенку. Голова шла кругом от пряных, теплых, густых сладких запахов, от разноголосого птичьего грая, от всей этой дикой, искренней, настоящей, грубой, беспощадной красоты. Голицына влюбилась в Крым. С торопливым озорством человека, победившего долгую болезнь, она взялась обустраивать свой Кореиз. Следовало создать образцовое имение, облагородить его рощами породистых оливок, разбить виноградники, наладить виноторговлю, укрепить дороги, проложить новые. Десятки дел!

Неспешно, кирпич за кирпичом, метр за метром, смета за сметой, с мужским упорством и женским лукавством Голицына двигалась к цели. За несколько лет возвела для себя особняк и домик для Жюльетты Беркгейм. По заказу хозяйки швейцарский архитектор Карл Эшлиман построил церковь Вознесения Господня, небольшую, скромную, но с покушением на средневековую моду. Он же соорудил винный погреб, тоже не лишенный готического очарования.

Сиятельная помещица не забыла о гостях. Для своей сестры Софии и ее семьи велела построить Розовый дом с двумя флигелями. Другой, в центре пышного ухоженного сада, предназначался Каролине Собаньской, красавице, шпионке, светской львице, запутавшейся в любовных интригах и временно отлученной от высшего общества. Изгоев Голицына любила, принимала с особым удовольствием. К тому же Каролина была невероятно красива, и княгиня в письмах к ней, забыв условности, изливала чувственные восторги, умело перемежая их с пространными рассуждениями о тайных божественных знаках, мистических источниках познания жизни вечной, о благостях Всевышнего, расточаемых по всему белу свету. Она называла Каролину королевой Южного берега и прекрасной Долорозой (плачущим цветком, символом Богоматери) за выпавшие на ее долю страдания, которые были ей так к лицу.

Ф. Дюбуа де Монпере

Вид Кореиза, владения княгини Голицыной. 1832–1834 гг.

Анна Сергеевна тратила много денег, сил и времени на виноградники. Пестовала, лелеяла их, словно детей. Она даже по-особенному молилась, когда крестьяне отщипывали крючковатыми ножницами спелые грозди, налитые солнцем и терпкими соками теплой земли, и бросали их в огромные корзины. Грозди росли упругими холмами, янтарными, пыльно-лиловыми, рубиновыми. Виноградари, напряженно кряхтя, закидывали плетенки с дышащей тяжкой пеной себе за спину и медленно, пружинно покачиваясь, удалялись в такт беззвучным молитвам княгини. Она украдкой крестила их вдогонку.

Уже через несколько лет Анна Сергеевна производила тридцать тысяч бутылок вина в год. Качество напитка признали отменным, протекция Воронцова открыла ей московский рынок, и княгиня, несмотря на свой титул, самолично повезла продавать товар в Первопрестольную.

Голицына серьезно изменилась за эти первые крымские годы, стала смелее, горделивее, резче. Вдали от ледяного Петербурга и серо-стальных глаз императора Николая она позволила себе роскошь свободно выражаться обо всем, что ее интересовало, – политике, войнах, дипломатии, литературе, религии. В диком необустроенном Крыму княгиня наконец могла быть собой. Она надела мужской костюм – в нем было легко работать и ездить верхом, но главное, он отвечал ее внутренним ощущениям. Ее любимой верхней одеждой стало мужское пальто-редингот из коричнево-серой шерсти, с отложным воротником и капюшоном. Говорили, что княгиня носила также шинель. Вполне возможно, ведь в рединготе зимой было холодно, а в добротной суконной шинели – в самый раз.

Голицына осматривала свой огромный земельный надел (почти 45 гектаров) верхом на жеребце, сидя в мужском седле: женское для разъездов по пересеченной горной местности не годилось. Не годилась и юбка – княгиня, ликуя, надевала суконные брюки-панталоны. Они были широкими в шагу, суженными книзу и, возможно, напоминали османские женские «шальвары», которые на крымской повелительнице Кореиза смотрелись уместно – исторически и географически. Друзья в шутку называли ее Султаншей.

Милые бутончики, забавные женские шляпки, категорически не подходили к рединготу, шинели и панталонам. Голицына носила фуражки, польские шапки-«конфедератки» с квадратным верхом и меховые колпаки. Был у княгини и любимый аксессуар – нагайка для конных прогулок. Впрочем, говорили, будто плетка изрядно ходила по спинам провинившихся крестьян и Голицына занималась рукоприкладством совсем как хмельной неотесанный барин. Однако никто никогда не видел Анну Сергеевну за этой благородной работой.