Русские цари

Последние годы правления Александра, несмотря на очередные и опять-таки нереализованные конституционные планы, определялись как во внешней политике, так и во внутренних делах неоабсолютистскими принципами законности. Они в свою очередь опирались на фанатический мистицизм европейских движений пробуждения в их русском варианте и были возведены в ранг государственной идеологии, примыкавшей к православию.

С этими реставраторскими тенденциями ярко контрастировал тот факт, что активное знакомство представителей русского дворянского общества с западными идеями и общественными отношениями во время наполеоновских походов и последующего периода оккупации Франции не осталось без последствий. Главным образом в офицерском корпусе уже во втором десятилетии правления Александра I начал накапливаться отчетливый либеральный потенциал. Однако его обладатели практически не выделялись среди русской общественности, они также не играли заметной роли в санкт-петербургском придворном обществе. Не надеясь на то, что в России когда-нибудь будет либеральный царь, они сначала организовывались в тайные кружки («Союз спасения», 1816 г., «Союз благоденствия», 1818 г.), которые затем объединились в свободные надрегиональные союзы (Северное общество, Южное общество, Общество соединенных славян). Александр знал об этих движениях, но, очевидно, не воспринимал их как угрозу своему правлению.

Когда самодержец внезапно умер 19 ноября 1825 г. в Таганроге, куда он (сам также нуждавшийся в отдыхе) сопровождал летом больную императрицу, оказалось, что он никак не урегулировал вопрос преемственности на престоле. Отказ от престола среднего брата Константина (см. главу «Николай I») держался в тайне, в результате чего общественность не понимала причины перехода власти к следующему брату Николаю. Этой ситуацией воспользовались члены либеральных тайных союзов, начавшие 14 декабря военный мятеж, восстание декабристов. Восстание, однако, осталось офицерским бунтом и, не имея поддержки даже среди населения столицы, окончилось провалом в Санкт-Петербурге уже через несколько часов, а в других частях страны через несколько дней. С подавлением восстания, преследованием и осуждением его участников исчезли последние надежды на модернизацию Российской империи, которая при восшествии Александра на престол являлась неформальной правительственной программой, по крайней мере на уровне деклараций. Преемник Александра Николай I был лишен противоречий, характерных для его брата. Стоявшая со времени воцарения Александра I проблема преодоления традиционных структур, общественного преобразования России в соответствии с уровнем европейского развития оставалась нерешенной еще в течение многих лет после его смерти.

Николаус Катцер НИКОЛАЙ I 1825–1855

Николай I, род. 25.6.1796 г., император с 14.12.1825 г., коронован 22.8.1826 г., умер 18.2.1855 г., похоронен в Петропавловской крепости. Отец — Павел I (20.9.1754 — 11/12.3.1801, император в 1796–1801 гг.), мать — Мария Федоровна (София Доротея Вюрттембергская-Мемпельгардская) (25. [по н. с.] 10.1759 — 24.10.1828). 1.7.1817 г. вступил в брак с Фридерикой Луизой Шарлоттой Вильгельминой Прусской (в России Александрой Федоровной) (12.7. [по н. с.] 1798—19.10.1860). Дети; Александр (II) (17.4.1818 — 1.3.1881, император в 1855–1881 гг.), Мария (6.8.1819-9.2.1876), Ольга (30.8.1822-18.10.1892), Александра (12.6.1825 — 29.7.1844), Константин (9.9.1827-13.1.1892), Николай (27.7.1831 —13.4.1891), Михаил (13.10.1832 — 5.12.1909).

_____

В то время как Центральную Европу и Францию в 1848 г. охватила волна революции, царская империя оставалась незатронутой такими сотрясениями. Только небольшое число внутренних противников самодержавия и несколько свободолюбивых эмигрантов лелеяли надежды на распространение революционного огня на Россию. Она, однако, оказалась непоколебимым оплотом самодержавного порядка и спокойствия. Под железной рукой императора кризисные годы — 1825, когда военный мятеж отодвинул, на задний план восшествие на престол нового монарха, и 1830, когда взбунтовались поляки, — представлялись относящимися к далекому прошлому, а подавляющее большинство подданных, казалось, приобрело иммунитет к бацилле мятежа и неповиновения.

Покой в восточной империи был обманчивым. И без революционного созвучия с остальной Европой появлялись признаки смены отлива приливом. Сообщений о революционных событиях за границей было достаточно для того, чтобы заставить пугливый режим отказаться от считавшегося необходимым умеренного курса реформ. Власти верили, что преследования и подавление не только позволят избежать европейского кризиса, но и смогут повернуть вспять созданные отчасти ими самими предпосылки внутренних преобразований.