Русские цари

Как и в большинстве больших проектов, основное бремя строительства железных дорог легло на крепостных. Они составляли основную часть задействованной рабочей силы и в ужасных условиях вели престижную линию от Петербурга до Москвы порой по болотам и другим непроходимым местам. Клейнмихель, преемник Толя, стремясь предоставить императору возможность как можно раньше открыть линию, противился любым попыткам улучшить условия жизни и труда железнодорожных рабов. Тысячи людей умерли от болезней и лишений.

Укрепление Николаем личного стиля правления обусловило значительное расширение императорской канцелярии. Минуя вызывавшие подозрения государственные инстанции — комитет министров и отраслевые министерства, непосредственно подчиненные доверенные императора составляли отчеты и выполняли инструкции. Созданное в 1826 г. Второе отделение, а не министерство юстиции, под руководством реабилитированного Сперанского посвятило себя кодификации законов, начатой еще при Александре I. Впервые все законы со времени Уложения 1649 г. (см. главу «Алексей Михайлович») были собраны в хронологическом порядке и в 1830 г. опубликованы в 45-томном «Полном собрании законов Российской империи». Через три года Николай одобрил изданный на этой основе 15-томный систематический «Свод законов Российской империи». Тем самым была создана важная предпосылка правосознания, по крайней мере, в ведущих слоях общества. Без этого была бы немыслима юридическая реформа при Александре II, равно как и систематическая оценка существующих правовых отношений в структуре крепостного права. Однако Николай побоялся сделать следующий шаг. Отказываясь привязать монаршью волю к закону, он попытался воспрепятствовать зарождению независимого правопорядка. Это не в последнюю очередь выразилось в странном обычае держать в тайне некоторые законы и тем самым не допускать упорядоченного оформления правоотношений или сравнительно-правовых исторических исследований.

Еще до коронационных празднеств в августе 1826 г. Николай в указе от 3 июля стал крестным отцом учреждения, которое должно было как можно полнее информировать его «обо всех без исключения событиях» в государстве, но прежде всего о «подозрительных и вредных личностях», а также о деятельности иностранцев в пределах страны. Учредив Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии, император создал насколько эффективный, настолько и противоречивый орган надзора, который заменил прежнее Особое отделение Министерства внутренних дел и компетенция которого была описана весьма неопределенно. Свойством характера Николая было выдавать повседневное вторжение его агентов в частную жизнь подданных и выведывание их мыслей за выражение его благосклонности. Такому пониманию чувствовал себя обязанным и шеф жандармского корпуса, ставшего теперь постоянным полицейским подразделением, граф Александр Бенкендорф, доверенный сановник императора и выходец из старинного прусского рода, который под конец военной службы осел в Эстляндии. С сожалением он отмечал в своем рапорте императору об общественном мнении в 1829 г., что жандармерия, которую ведущие лица в империи оценивали как «морального лекаря народа», могла бы еще более эффективно выполнять свои обязанности, если бы местные органы власти не вели себя так строптиво. Мнения же современников о способностях графа и генерала дают мало оснований для того, чтобы слишком прислушиваться к его самооценке. Это, однако, ничуть не изменило неумеренного восхищения, которое выражал ему Николай. Можно было считать его не очень умным и не очень достойным, для императора была важна только его преданность. Обоих связывал совместный опыт работы в комиссии по расследованию заговора декабристов, укрепившая их в намерении создать необычную систему надзора. Она должна была защитить подданных от государственного преследования именно тем, что «своевременно ограждала бы их от заблуждений». Николай и начальник его полиции были убеждены, что смогут донести императорскую волю во все уголки империи и предотвратить любое повторение движения декабристов.

Даже доброжелательные сторонники осторожных перемен считали себя теперь вытесненными на обочину или за пределы противоречивого «порядка». На эту, поначалу аморфную и почти не имевшую собственного голоса оппозицию государство резко отреагировало таким образом, что между императорской властью и обществом разверзлась пропасть. Самодержавие в значительной степени само создало себе противников.