Если бы император проявил несколько больше политического искусства и меньше бряцал оружием, то, очевидно, больше бы соответствовал реальному положению в России. Страх перед революцией сузил его восприятие, но таким образом, что без сомнения существовавшие, но сравнительно небольшие в европейском масштабе симптомы беспокойства приобретали в его представлении чрезмерный размах. Николай стал памятником уходящей эпохи, в которой была предпринята абсурдная попытка форсировать европеизацию Российской империи и одновременно огородить ее от Европы. Для того, что последовало дальше император выбрал себе советников, которые были «менее умны, чем услужливы». Из их отчетов ему лишь изредка удавалось почерпнуть неискаженную правду. В большинстве случаев они рисовали такую картину государства, которую сами хотели бы видеть. Николай, напротив, из-за этого попадал во все большую изоляцию от действительных политических и экономических событий, так что революция в Европе стала для него лишь навязчивой идеей.
Тем не менее сохранились и положительные результаты некоторых мероприятий, которые в ряде случаев проявились только при преемниках Николая. Несмотря на широко распространенную коррупцию и бюрократическую неповоротливость, в органы власти постепенно проникало сознание того, что большее соответствие делу требует более высокого уровня образования. Лицей в Царском Селе и основанная в 1835 г. Императорская школа правоведения должны были способствовать улучшению подготовки молодых кадров чиновников. Это вряд ли могло что-либо изменить в глубокой пропасти между успешной службой в центральной администрации и мало ценившейся деятельностью в провинции. По настоянию высшего дворянства, но, может быть, понимая, что бесконтрольное увеличение численности дворян за счет повышения по государственной службе в будущем вряд ли может принести пользу, Николай манифестом от 11 июня 1845 г. поставил заслон дальнейшим послаблениям при пожаловании чинов в бюрократии и вообще приему в чиновничество лиц неблагородного происхождения. Табель о рангах осталась действующим критерием близости чиновников к монарху, и министр народного просвещения С. С. Уваров два года спустя совершенно в этом духе подчеркнул в памятной записке, что она слыла со времен Петра I в России, как и у других славянских народов, выражением «драгоценного принципа равенства перед законом». Поэтому великий русский историк В. О. Ключевский вполне справедливо назвал время Николая I завершением и высшей точкой эпохи господства или усиленного развития бюрократии в истории России. Хотя люди недворянского происхождения все еще имели право вступить в ряды администрации, но на самом деле мир чиновников не открывался. Желаемая новая ревальвация принципа оценки труда посредством присвоения чинов уже стала относительной, поскольку чиновничество рекрутировало новых членов преимущественно из себя самого. На это замкнутое общество император мог быстрее всего переносить свои военные идеалы. Чин и униформа, знаки отличия и эполеты стали внешними признаками прогресса. Несмотря на некоторые признаки реформ в начале своего правления, Николай не подвергал серьезной проверке спорные предложения компетентных советников. Он упорно не обращал внимание на явные недостатки бюрократии, следуя тому принципу, что то, что продолжалось так долго, будет существовать и дальше. Барон М. А. Корф, член Государственного совета и приближенный императора, заметил в своем дневнике, что тот всегда подчеркивал, что нуждается не в умных, а в послушных людях. При общей «нехватке людей», то есть способных чиновников на всех уровнях, император таким отношением прерывал и без того уже тонкую связь с образованным обществом.