Русские цари

В прошлые десятилетия небольшому, но растущему образованному слою удавалось разными способами прикоснуться к европейскому образованию — в университетах, в салонах и кружках, на основе увеличивавшегося количества книг и журналов или путем непосредственного знакомства с западными странами во время поездок, лечения на курортах, учебы в немецких университетах или временной эмиграции. Порой либеральная, порой реакционная политика в области образования — впрочем, правление Николая I не было в этом оригинальным — в конце концов не могла существенно изменить эту ситуацию. Так, количество гимназий увеличилось до семидесяти, а количество учащихся примерно до 18 000. Правда, указ от 1818 г. временно ограничил круг посещающих учебные заведения детьми дворян и чиновников, чтобы упорядочить доступ к университетам, а также воспрепятствовать распространению царившего там «порочного духа». Бенкендорф в своем годовом отчете за 1829 г. писал, что «общественное мнение» откровенно высказывалось против существования Министерства просвещения.

Новая атмосфера обусловила изменение устоявшихся клише. Если раньше «старая» Москва считалась по привычке отсталой, то теперь она со своим полным жизни университетом стала воплощением прогрессивного мышления, в то время как придворный «западный» Петербург закоснел в военных формах. В ходе польских беспорядков 1831 г. правительство ужесточило политику в области просвещения. Оно строго ограничило возможности учебы за границей и четырьмя годами позже лишило университеты гарантированных им прав автономии. В конце сороковых годов оно, наконец, спряталось за ограничением учебного плана в надежде, что допущение только тех дисциплин, которые служат государственной пользе, задушит в зародыше духовный посев предыдущих десятилетий. К последним отныне больше не относилась философия. В университетах, число студентов в которых сократилось, и в старших классах гимназий воцарилась военная муштра. Несмотря на эти вмешательства расширенные возможности для получения образования привлекали все большее число представителей низших, неблагородных сословий (так называемых разночинцев), которые все больше и больше задавали тон в литературных и философских кружках. В таких условиях возникла своеобразная русская интеллигенция, из которой во второй половине столетия вербовали участников различные движения, в том числе и революционные.

Оппозиция, с самого начала не отличавшаяся единством, впоследствии не преодолела элементарной схизмы, которая посеяла в ней раздор по вопросу о тождестве и будущем России. В философии, публицистике, литературной критике, художественной литературе или в ориентации на военный переворот, — постоянно можно было заметить два основных течения, которые со времен Николая I и в дальнейшем существовали в России: с одной стороны, западники, посвятившие себя начатому Петром I обновлению в смысле достижения европейского уровня развития, а с другой — славянофилы, верившие в то, что в русской старине можно найти более надежные пути, чем в западноевропейской современности. Разделительная линия теряет резкость контура при более близком рассмотрении жизни и творчества отдельных личностей, представлявших одно или другое направление. Общее нередко стояло рядом с непримиримыми противоречиями. Изначально убежденные западники, такие, как публицист Александр Иванович Герцен, один из тех «раскаявшихся дворян-помещиков», которые хотели полностью поставить свое богатство и образование на службу благу крестьян и оздоровлению страны, не желали даже в длившейся десятилетиями эмиграции жертвовать своим представлением об исконно русском аграрном, общинном социализме, тем более после того, как увидели победу неприкрытого материализма западных демократов в революции 1848 г.