При Александре Ill сформировалась небольшая группа людей, которые оказывали большое влияние на политику. К ним относились Константин Победоносцев, прежний наставник царя, Дмитрий Толстой, раньше министр народного просвещения, а теперь министр иностранных дел, Михаил Катков, издатель «Московских ведомостей», и В. II. Мещерский, чья газета могла существовать только при личной поддержке царя. Однако проблема состояла в том, что эти люди не могли выносить друг друга и за глаза называли друг друга «свиньями» или «негодяями». Кроме того, у них не было программы. Цензор Е. М. Феоктистов характеризовал трех из них так: «Катков обычно ужасно возбуждался и терял над собой контроль, причем аргументировал тем, что недостаточно просто отказываться от опасных экспериментов и контролировать тех, кто хотел изменить всю политическую структуру России; скорее нужно как-нибудь проявить энергию; не будет никакой пользы от сидения сложив руки. Граф Толстой никогда не знал, с чего начинать определенное дело или чем его продолжать; он был бы рад иметь дело с чем-нибудь, пока это было правильным, но о том, чем должно быть это правильное «что-нибудь», он имеет совершенно неясные представления; что касается Победоносцева, то он оставался верным самому себе и, как правило, только глубоко вздыхал, жаловался и воздевал свои руки к небу (его любимый жест)». И хотя каждый из них, несомненно, имел большое влияние, никто из них не был в состоянии действительно осуществить какую-то программу. Победоносцев не был человеком серьезных планов, он больше интересовался дворцовыми интригами, назначениями, прессой и цензурой. Он не был ни для кого надежным союзником. Катков вовсе не был уверен в поддержке со стороны царя, поскольку он слишком часто нарушал границы, поставленные ему абсолютной монархией, и пытался при этом водить рукой царя. И все же он, несомненно, имел большое влияние на Александра III в области внешней политики. При этом ему определенно помогало выдающееся положение в процессе формирования общественного мнения. Хотя Толстой через несколько лет и нашел программу в идеях другого человека, но должен был смириться с тем, что Государственный совет часто выхолащивал его предложения. Мещерский уже не мог оказывать большого влияния, поскольку петербургское общество сторонилось его (в частности, из-за его гомосексуальных наклонностей). Единственным, кто доверял ему, был сам царь. К первым планам Александра III относилась попытка повернуть вспять реформы своего отца и, прежде всего, отменить разделение властей и несменяемость судей как нарушение принципа абсолютной монархии. Он нашел поддержку, прежде всего, у Каткова, который во время личных встреч с царем неоднократно требовал радикального отказа от принципов реформы 1864 г., и у Победоносцева. Правда, царь столкнулся с затяжным сопротивлением своих бюрократов и, прежде всего, министра юстиции. Тут не помогло даже то, что один за другим вынуждены были уйти в отставку Набоков и Манасеин. Государственный совет также отказывался от решительного вмешательства в существующую систему. В конце концов идея правового государства и позиция юристов закрепились в противовес воле царя. Он принимал установившиеся формы законодательства и не отваживался ревизовать их. Было принято только несколько новых распоряжений о смещении судей, совершивших преступления и пр., но принцип несменяемости судей и разделения властей устоял. Эта возможность сдерживающего сопротивления и смягчения слишком реакционных проектов законов еще раз показывает, как постепенно в конце правления Александра III разворачивалась программа консервативных контрреформ. Бюрократия была представлена в основном людьми, которые получили образование и сформировали свои политические представления во времена Александра II. Даже если они и были консерваторами, то отстаивали отмеченное законностью управление и в условиях самодержавия. Даже «константановцы», группа реформаторов, в которой почти все в той или иной форме были связаны с братом убитого царя, выжили в недрах бюрократии и при случае пытались скоординировать свои действия. Александр III под давлением бюрократии и Государственного совета часто был вынужден принимать кадровые решения, которые были неприятны ему из-за либеральных склонностей назначаемых. Хотя в общем и целом он скорее редко в лоб выступал против ненавистного Государственного совета, но охотнее всего он бы его упразднил. Он пытался обойти совет или поддерживал мнение меньшинства, хотя оно часто не очень устраивало и его самого.