Русские вопреки Путину

Но все это — еще не самая помойная срань. Есть и хуже. Об этом «хуже» я, собственно, и хочу сказать пару ласковых слов.

Всякий раз, когда с кем-то кто-то делает что-то плохое (скажем, убивает), — вот тут обязательно из какой-нибудь прелой щели высовывается самый мерзкий из подрейтузных инсектов. Это что-то вроде тли — что-то полупрозрачное, с просвечивающими внутренностями. Живет оно в самом потненьком, самом воньком месте. И оттуда оно произносит свой коронный монолог:

— Ага! Вот и хорошо, сам виноват, ПОЛЕЗ куда не надо. Теперь ПОЛУЧИЛ, милок, и мало еще получил. Лучше б убили. Сам виноват. Хорошо еще, НАС не тронули. Они там, суки, шумят, чета выеживаются, а нам, простым вшам, за это вдруг что-нибудь будет. Они нас всех, простых нормальных людей, ПОДСТАВЛЯЮТ. Вот гады. Надо их всех того… дихлофосиком каким-нибудь. А то нам из-за них страдать. Нормальным людЯм.

Раньше такое существо называли «холуем». Но теперь для них есть специальное, политкорректное слово — «россиянин».

Тут меня, конечно, могут прервать и обвинить в волюнтаризме: ну как так можно, взял и измарал хорошее слово. Отнюдь. Россиянин — это официальное наименование того, что наша власть считает «своим народом». Этот народ обладает определенными, приятными для властей, свойствами. Эти свойства в россиянине выращивают и воспитывают. На это работает весь пропагандистский аппарат Эрефии. Так что словцо заслуженное, по самой справедливости.

Что такое россиянин? Это существо, которое сидит дома и боится. Боится оно власти, силы, в особенности начальства во всех формах и разновидностях — у него дрожат ножки при появлении мента с демократизатором, черных машин с мигалками, гопников в кепарях (они тоже для него начальство, потому что могут ударить), даже включенного телевизора, когда там показывают какую-нибудь ясновельможную гниду.

Разумеется, тварюшка не считает себя сцыкливой, ну разве что совсем чуточку. Она считает свой страх — мудростью, опытом, пониманием. Она жизнь знает, ага.

Впрочем, страх перед силой — понятен. Не бояться ничего — это не смело, а глупо. Важно не это — важно то, что эта насекомина со своим страхом делает.

А делает она с ним вот что — переваривает в животике и выкакивает наружу в виде истовой, собачье ненависти к врагам сильных.

К тем людям, которые силы не боятся — или боятся меньше прочих. Ко всяким недовольным, несогласным, не дай бог еще и с какими-нибудь убеждениями.

Насекомая убеждена: такие люди опасны. Конечно, не для крутых и сильных, а для нее, насекоминки. Потому что когда сила будет карать непокорных ей, грохочущий поток пиздюлей может как-нибудь задеть и ее, хотя бы краешком. Или, того хуже, заподозрить насекомое в каком-нибудь сочувствии к жертве. И таракашка бежит засвидетельствовать перед всем и каждым свою лояльность силе, говняя и понося ее жертв. Объясняя всем и каждому, что жертва сама виновата, нарывалась, провоцировала, и что «так ей и надо, засранке».

В отличие от обычных говнюков, россияне могут говорить и писать всерьез и со слезой. Они боятся.

Вот какой-то обычный говнюк пишет про ту же Аню: «лол, смешно, раздули из смерти обычной дырки трагедию». Но другие ту же тему обсасывали часами — без тени смущения рассуждали о нравственном облике жертвы, как она сама виновата в том, что своей поздней прогулкой «спровоцировала мужика», что насиловать и убивать девочек, если они бегают куда-то по ночам — можно и нужно, особенно если это делают кавказские или среднеазиатские мужчины, «которые привыкли к нравственности в женщине, ихние женщины там даже лица не показывают, а такие, как эта ваша Анечка, пиво пьют и с голым пузом ходят», как написал еще один россиянин. И закончил приблизительно так: «из-за этой Ани могут и мою дочку изнасиловать, примут ее за русскую шлюху и изнасилуют, и виноваты в этом будут такие, как эта Бешнова».

Этот последний ход мысли меня особенно поразил: как же надо было искукожиться, чтобы вывернуть дело к полной вине несчастной девочки перед россиянином лично.

То же самое началось и вокруг Белова. В глазах россиян он вообще виноват по самую макушку: ведь он что-то вякал о правах русских, а русским надо сидеть тихо, а то будет та-а-акое, что страшно даже и подумать. И избили его, конечно, не зря, ох не зря, и в этом он тоже виноват, они уж сыщут, в чем именно.

Если же спросить у россиянина совета, как жить, он непременно начнет объяснять, что надо «ходить опасно», никого не злить, не провоцировать, не выходить из дома по вечерам, днем тоже лучше не надо. Так все нормальные умные люди делают: живут тихонечко, как мышечки, на работу шмыг — с работы юрк, а время надо проводить перед телевизором. Никуда не соваться, с хозяевами жизни говорить робко и заискивающе, отымут чего — не сопротивляться, в крайнем случае можно попробовать убежать, и то лучше не надо, потому что попытка к бегству может обозлить. «Сразу все отдай», и еще радуйся, что жив остался. Все, кто поступает иначе — дураки, идиоты, кретины, и вообще провоцируют.