Русский балет Дягилева

5 сентября 1918 года, после перерыва более чем в четыре года, Русский балет вернулся в Лондон, возглавив программу варьете театра Колизеум. Для Дягилева, который раньше отвергал все предложения выступлений в «холлах», каким бы известным или престижным ни был театр, ангажемент в Колизеуме был знаком регресса, приметой резких изменений – и не в лучшую сторону – театрального климата в городе, ставшем вторым в судьбе его труппы. Энтузиасты радушно встретили «блудного сына», но, кроме них, в Лондоне труппу ожидал всплеск активности, который поставил под сомнение превосходство Русского балета как поставщика танцевальных спектаклей. Военные годы были тяжелыми, но эпоха после перемирия, начавшаяся в 1918-м и завершившаяся в 1922 году, в конечном счете оказалась ничуть не легче. После небольшого глотка воздуха в самом ее начале, когда Дягилеву удалось возместить часть своих потерь, конкуренция стала подрывать неколебимое когда-то положение труппы и привела ее на грань полного краха. Взрыв балетной активности по обе стороны Ла-Манша раздвинул горизонты пространства для выступлений, затронув даже те места, которые раньше для многих оставались недоступными. Танцовщики труппы Дягилева порой пользовались этим, но сложившаяся ситуация породила также и кладезь новых талантов, претендовавших на их место в свете рампы. Поначалу лишь немногие из них обладали школой или опытом, достаточными, чтобы выступать на одном уровне с дягилевскими танцовщиками со стажем. Тем не менее шли двадцатые годы, и найти работу становилось все сложнее, так что к труппе, несмотря на ее шаткое положение, присоединялись новички. С возвращением Русского балета в русло европейского искусства капитализм снял маску освободителя. Перед Дягилевым и его танцовщиками открылся рынок с его безжалостной логикой, который они не могли контролировать и на который не могли полагаться в попытках добиться экономического и художественного благополучия.

«Лондон спас меня», – говорил Дягилев дирижеру Эрнесту Ансерме в 1919 году[530]. Импресарио не сильно преувеличивал: шестнадцать месяцев, с сентября 1918 по декабрь 1919 года, его труппа выступала в Лондоне, что стало рекордной продолжительностью ее выступлений в одном и том же городе. Это был не первый и не последний случай, когда перемена места чудесным образом помогала Дягилеву восстановить свои средства, однако впервые подобное чудо произошло с ним в сфере массового искусства. В период с 1918 по 1922 год Русскому балету давали приют мюзик-холлы Уэст-Энда. В коммерческих театрах Дягилев нашел средства на постановки и массовую публику, которые облегчили для него последствия экономических потрясений 1917–1918 годов.

В эти годы, как сообщил в 1922 году Раймонд Мортимер читателям журнала «Дайал», «Лондон стал балетоманом»[531]. Но прежде всего этой операцией по спасению руководил один, вполне конкретный, житель Лондона. Сэр Освалд Столл был магнатом массовых развлечений, который «сделал себя сам», выбравшись из провинциальных мюзик-холлов на вершину национальной империи. В 1904 году он построил театр, ставший флагманом этой спасательной операции. Роскошно оснащенный Колизеум, ныне ставший домом для Английской национальной оперы, привлек духовенство и жителей пригородов на Сент-Мартинс-Лейн – для многих это был первый выход в один из многочисленных лондонских «холлов». На сцене, как и в зале, Столл стремился следовать высокому стилю. Грубые выражения были запрещены; непристойности осуждались. И всегда среди акробатических номеров, представлений с животными и выходов чревовещателей присутствовали облагораживавшие их выступления артистов из признанных театров: «Сумурун» Макса Рейнхардта в исполнении его немецкой труппы; «Гензель и Гретель» оперной труппы Бичема; «большой футуристический концерт шумов», сопровождаемый комментариями Маринетти на итальянском языке; и, наконец, самый большой успех Столла – Сара Бернар, которая с 1910 года неоднократно появлялась с отрывками из своих лучших ролей. «Собор епархии Столла», как выразился один из местных остряков, не отказался и от показов балета[532]. Еще задолго до 1918 года танцовщики, в том числе из труппы Дягилева, появлялись на его подмостках: Тамара Карсавина – в 1909 и 1910 годах (с сокращенной версией «Жизели»), Федор и Алексей Козловы – в 1912 году (в варианте постановки «Шехеразады»), Аделина Жене (в «Камарго») в 1912 году, а два года спустя – вместе с Александром Волининым в спектакле «Роберт-Дьявол».