Русский балет Дягилева

В Швейцарии, как мы уже отмечали, все танцовщики получали равную плату. Эта уравнительная стратегия, позволившая Дягилеву восстановить труппу, прекратила существование, когда труппа вновь появилась на американском рынке. Возвращение к традиционному распределению заработной платы тем не менее не означало возвращения к прежнему уровню жалованья. В 1916–1917 годах заработная плата кордебалета существенно уменьшилась, причем первыми нужду почувствовали танцовщики, работавшие в Америке.

Зарплата не поднялась и тогда, когда труппа нашла надежное пристанище в Лондоне. Согласно контракту от 20 октября 1918 года, некая мадемуазель Ивонна Андре была нанята за 750 франков в месяц, при этом во время двухмесячного периода репетиций труппы и ежегодных четырех недель отпуска ей полагался лишь половинный оклад. Годом позже Вера Кларк, переименованная Дягилевым в Веру Савину, присоединилась к труппе на условиях месячного оклада в 800 франков во Франции и 4 фунтов стерлингов в Лондоне – это было намного меньше, чем гинея в день, которая выплачивалась аккомпаниатору. Притом что их доходы возросли с 7800 франков до 8400 франков в год, по этим цифрам можно судить, насколько заработная плата уменьшилась в сравнении с первыми годами существования независимой антрепризы Дягилева, когда новичок мог рассчитывать на годовое жалованье в 8000–10 000 франков. Даже такие старожилы, как Анатолий Бурман, одноклассник Нижинского по Императорскому балетному училищу, который пришел в труппу в Лондоне, страдали от снижения жалованья в послевоенный период. По условиям контракта на двенадцать месяцев, подписанного в августе 1921 года, он получал очевидно низкую месячную зарплату в 1275 франков и меньше половины оклада во время репетиций и отпусков[580].

Впрочем, сравнение абсолютных величин не дает истинной картины снижения реального дохода. Ведь эта статистика не отражает происходившей в то время инфляции, в ходе которой уровень цен во Франции за промежуток с 1913 по 1919 год поднялся более чем в четыре раза, а франк упал в сравнении с фунтом стерлингов с 25 франков за фунт в 1914 году до 61 франка в 1921-м. (С учетом быстрых и непредсказуемых изменений курсов валют в послевоенных контрактах Дягилева часто указывались суммы жалованья в валюте тех стран, где труппа должна была выступать.) В начале 1924 года парижская ежедневная газета «Ле Голуа» сравнивала стоимость продуктов питания с ценами 1914 года, назвав результаты сравнения «устрашающими». В 1914 году на пять франков можно было купить семь килограммов сахара; в 1924-м же – только один. Сливочное масло подорожало с трех до двадцати франков, колбаса – с одного франка до семи[581]. В Англии происходило почти то же самое, пусть даже фунт стерлингов сохранял устойчивые позиции на иностранных валютных рынках. За один только 1916 год цены выросли в среднем на 80 %.

Резкое уменьшение реального дохода сопровождалось и другими признаками ухудшения экономической ситуации. В предыдущих главах упоминалось об увеличении количества выступлений, позволившем Дягилеву частично компенсировать послевоенное понижение доходов. Для танцовщиков же более интенсивное расписание спектаклей означало нечто большее, чем сокращение «сдельной ставки». Изматывающий круговорот уроков, репетиций, выступлений и гастролей превратил их жизнь в сплошной перерасход сил, и руководство труппы не предпринимало ничего, чтобы эту каторгу облегчить. Несмотря на «стойкость» русских танцовщиц по отношению «к тяготам жизни», как выразилась присоединившаяся к Русскому балету в 1923 году Нинет де Валуа[582], их физическое состояние страдало, а постоянное напряжение повышало опасность повредить самое ценное и хрупкое из того, что имел танцовщик. Лидия Лопухова, опытная артистка труппы и одна из немногих дягилевских балерин, позволявших себе откровенные высказывания, так говорила об этом в 1933 году в интервью одному из лондонских журналистов: «В России танцовщики обычно выступали раз в неделю, а сейчас (поскольку Россия – “страна эксплуатации”) им иногда приходится выступать в неделю два раза! Но во времена Дягилева он порой заставлял нас танцевать шесть раз в неделю – и поэтому колени подводят нас, хотя мы еще в середине карьеры!..» (В то время Лопухова лежала дома с растяжением связок[583].)